— Нет, Маша, — терпеливо объясняет Владимир. Мы идем покупать тебе бальное платье. Понимаешь, через пару часов у моего брата свадьба… И я обязан там быть, хоть мне это и поперек горла. Я подумал… ты виновата в том, что я был вынужден пообещать свое присутствие… Поэтому полетишь отдуваться вместе со мной.
— Полечу? Что это значит, я не понимаю?
Сердце колотится как ненормальное. Ну почему я такая глупая? Чувствую себя как в фильме «Красотка». Ричард Гир меня ведет по магазинам… меня сейчас оденут, нарядят и буду я красавица писаная…
Тьфу, мне же никогда не нравился Ричард Гир!
И вообще, когда герои фильма ходили по магазинам, Джулию Робертс ужасно обидели… На этой сцене я всегда плачу! Злые продавщицы унижают бедную девушку… Не хочу я чтобы из меня делали Золушку-Принцессу и смотрели косо…
— Маша, не стоит притворяться глупее чем ты есть на самом деле. Сейчас мы купим тебе красивое платье…
— Не хочу! Это не входит в мои обязанности! — продолжаю протестовать.
— Входит, поверь. Ты обязана заботиться о моем здоровье, питании и режиме.
На это у меня аргументов не нашлось, Дубровский поставил мне шах и мат. Вернулось чувство вины… Он использовал запрещенный прием, но добился своего. Покорно захожу в магазин забыв о браваде. Киваю женщинам, которые после пары коротких фраз моего спутника начинают суетиться, подбирать мне что-то.
— Маша! — рявкает через какое-то время мой хозяин, вернув в моем сознании на место прозвище «леший». — Мне не нужна сомнамбула. Можно хоть немного эмоций?
Начинаю в ответ кривляться перед зеркалом… В общем, мы в этот день не находим удовольствия в обществе друг друга. Все время, что бы ни происходило — висит напряжение. Тжелое, вязкое… Наконец мне подбирают вечернее платье, очень красивое, благородного персикового цвета. Обычно я избегаю пастельных тонов… В одежде люблю яркие краски. Но тут нет сил спорить… Да и свадьба же. Может какой-то дресс-код…
Работницы бутика, где мы вот уже час выбираем одежду, к слову сказать, ничем не напоминают хамок из «Красотки» которых я вспомнила поначалу. Правда поглядывают на меня с огромным интересом, прямо пожирают глазами. Но потом вспоминаю что на мне униформа и понимаю их любопытство. Это и правда нетипично — барин выбирает одежду для своей прислуги. Вечернюю! Роскошную. Это и правда очень необычно если не сказать эксцентрично…
10/3
Хоть слова о свадьбе брата Дубровский произнес весьма правдоподобно, до конца я не могу поверить, что он решил меня взять в сопровождающие на светское мероприятие… Где будет его мать… наверняка же будет, раз сын женится. А вдруг там будет и бывшая, та, которая разбила ему сердце? Эта невесть откуда взявшаяся мысль вызывает чувство горечи. Может именно от своей Изабеллы Дубровский ищет во мне защиту? Стоит подумать об этом, сразу портится настроение.
А еще вспоминаю, что он сказал «часов». Через несколько часов свадьба… полетим…
Неужели в Европу? Анна Львовна что-то говорила о Лондоне. Я никогда не была за границей и все происходящее — чрезвычайно волнительно.
Рассматриваю свое отражение — а мне идет персиковый цвет… Красиво оттеняет кожу… И тут ловлю взгляд Дубровского, отраженный в зеркале. Внимательный и жадный, почему-то именно это слово приходит в голову и у меня подкашиваются колени. Какое-то время мы не отпускаем друг друга, держим взглядами, время как будто замерло. А потом первая отворачиваюсь, начинаю что-то лепетать продавщицам.
С этого момента между нами виснет неловкость — мне больше не хочется ни говорить, ни расспрашивать. Словно между нами натянута струна и от любого движения она может порваться…
* * *
Поэтому молчу, хоть и не понимаю почему помимо купленного платья в руках у Дубровского еще куча пакетов. Да, я мерила и футболки, и джинсы, бутичок оказался щедр на мой размер, но цены конечно… меня пугали. Не хочется думать, что Владимир мне все это купил… и главное, с какой целью это сделал?
Покорно следую за хозяином к машине. Я почему-то думала, что мы вернемся домой… Но оказываемся на небольшом частном аэродроме. Неужели про «пару часов» он не преувеличил?
— Что это значит? — восклицаю, увидев самолет.
— Что мы полетим к моему брату, в предместье Лондона, — спокойно отвечает Дубровский.
— А вы… а ты… ты хоть спросил меня, может я летать боюсь!
— Ты боишься?
— Не знаю! Никогда не летала!
— Хорошо, Маша. Не бойся, спокойно, я с тобой.
И это должно меня утешить? Нет, ну точно остолоп!
Мне дико страшно, когда поднимаемся на борт. Но не оттого что боюсь полета. Меня оглушает столь долгая близость с отшельником. Раньше мы оставались наедине друг с другом максимум час… когда я приходила в гостиную к нему, приносила лекарства, а он просил побыть с ним, поддержать разговор. Я очень дорожила этими минутами, хоть иногда мы подкалывали друг друга, а иногда спорили…
Дубровский всегда вызывает во мне бурю самых разных эмоций… среди которых выделяется одна, особенно сильная. Это влюбленность. Я влюбилась в отшельника и признаваться в этом страшно. Потому что все безнадежно. Скоро закончится мой отпуск, моя вынужденная работа… Да и не относятся аристократы серьезно к прислуге… даже в наше время. Кое какие вещи не поменяются никогда, и разница в социальном положении — одна из таких вещей.
Я могу сколько угодно дерзить своему лешему, играть в браваду, делать вид что мне все равно… Но в душе понимаю, что вернусь домой глубоко раненой, разбитой. И еще буду долго пытаться забыть чувство, которое Владимир Дубровский всколыхнул во мне.
10/4
Но как только начинаю подниматься по трапу самолета меня захлестывает паника. Как это вообще — вот так с бухты-барахты лететь на самолете, да еще и в другую страну? Даже не спросив моего мнения! Фактически приказав, поставив перед фактом!
— Как же так… а паспорт? — начинаю лепетать пискляво-дрожащим голосом. — Мы же не в соседнюю деревню летим… это, наверное, незаконно… Я не могу, правда! Отвезите меня домой!
Никакая я не Красотка, а это не кино. В жизни все может обернуться крупными неприятностями. Сейчас это лишь прихоть богатого мужчины… не хочу быть прихотью и не позволю так с собой обращаться.
— Маша, успокойся. Я обо всем позаботился. — твердо произносит Дубровский. — Пожалуйста, давай без истерик.
— Что значит «позаботился»? — спрашиваю дрожащим голосом.
— У тебя теперь есть и паспорт и виза.
— То есть это было запланировано давно? — паника захлестывает все сильнее.
— Нет… — смущается отшельник. — Только на днях…
— И сделали документы? Втайне? Так быстро? Как это возможно?
— У меня есть связи, — нехотя признается Дубровский. — Вот твой паспорт и виза. — Протягивает мне.