Кое-как отвечаю на бесконечные вопросы, молясь про себя чтобы они поскорее закончились. Потом тетушка переключается на бывшего мужа, рассказывает, как бросил ее, как нашел, подлец, молодую, и мы с Агатой сочувственно киваем, реплики в монолог этой женщины вставить нереально. Ян хмурится и все время что-то пишет в телефоне.
Сама не замечаю, как начинаю кусать губы, при мысли, что он переписывается с Ланой. Интересно, почему она не приглашена? Из-за меня? Или не вхожа пока в этот дом? Могу ли я спросить об этом у Агаты, или не стоит, и девчонка в момент вычислит меня? Поймет, что я не равнодушна к ее брату… Но я обязана быть равнодушной!
После ужина следует чайная церемония как в лучших домах Японии — то есть, не знаю, так ли это, но фразу об этом произносит со смехом Агата. А тетушка неожиданно снова возвращается к теме прошлого. У меня все обмирает внутри, когда слышу:
— Ой, а я вспомнила историю, дорогой, как тебя едва не убили из-за какой-то девчонки одноклассницы. Ритуля, ты знаешь такую? Как ее имя, дорогой?
— Не было такого, — улыбается Ян. Он абсолютно спокоен, а у меня спина в момент ледяным потом покрывается. — Ты что-то путаешь.
— Да конечно, путаю, — фыркает женщина. — Твоя мать едва сердечный приступ не словила. Такое не забывается. Риточка, ты нас просвети. Ты знала эту стерву?
Сижу точно каменная, уже открываю рот, чтобы «осчастливить» тетушку признанием, что та самая стерва сидит перед ней, как вдруг чувствую — рука Морозова ложится на мое бедро. Едва не подпрыгиваю от неожиданности. Горячая мужская ладонь гладит успокаивающе, точно я — возбужденное животное, а он — укротитель.
— Та девушка не из нашей школы, тетя, — снова берет на себе огонь Морозов. — И давай сменим тему.
— Ох, дорогой, конечно. Риточка, извини, Ты, наверное, даже не поняла о чем я тут рассказываю. Это ведь уже после школы было… Не представляешь, что пережила эта семья… Моя бедная сестра… Да все мы. Ян нас жутко напугал. Влюбился в девушку, а эта дура… кретинка, не назвать по-другому, вместо того чтобы радоваться, подставила его. Подговорила в подпольном бою принять участие. Его чуть не убили там, чудом жив остался. Сутки в реанимации, нос сломан… сотрясение, все тело как одна рана. Мой муж, — тут тетушка осекается, — сказал тогда, еще на пару часов позже привезли бы в больницу, и парень мог истечь кровью. Его еще ведь и порезали! Изверги, нелюди! Как только земля таких носит, — причитает тетя Катя.
Не знаю как я выдержала это чертово чаепитие. У меня уже черные мушки мелькали перед глазами, понимала, что вот-вот и грохнусь в обморок. От стыда. От чувства вины. И от страха что меня разоблачат, что эти милые женщины, тетя Катя, Агата… разорвут меня на части и будут правы.
Но Ян благородно перевел разговор на нейтральную тему. Его рука еще долго гладила мою ногу, и от этого, как ни странно, и правда становилось легче.
Когда тетя Катя сказала, что ей пора, я с трудом сдержала громкий вздох облегчения. Сразу после ее ухода, сославшись на то что рука разболелась и надо принять обезболивающее, отправилась в свою комнату.
Но стоит подняться на свой этаж, и вздохнуть облегченно, сказав себе что этот долгий и трудный день подошел к концу, меня окликает Морозов.
Замираю, оборачиваюсь к нему, чувствуя, как все тело охватывает напряжение. Зачем он шел за мной? Что еще не успел сказать?
Ян бросает на меня мрачный взгляд, оглядывает с ног до головы, и я понимаю, что еще не все, предстоит еще одна схватка.
— Не стоит так реагировать на слова тети. Она… просто болтает, — произносит успокаивающе, но от этого мне еще хуже становится. Картина, как Ян истекает кровью избитый, все еще стоит перед глазами, не могу избавиться от нее. Кажется, еще немного и чувство вины станет нестерпимым, раздавит меня, уничтожит…
Ян выглядит расслабленным, спокойным, и в то же время в нем есть некая угрюмость. Словно он сейчас сам не понимает зачем привез меня сюда. Жалеет об этом и не знает как это сказать.
— Я сама решу, ладно? Как реагировать… — отвечаю излишне резко. — Вот поэтому я и чувствую, что ты привез меня сюда… в качестве мести.
— Перестань, что за глупости.
— Почему ты не привез сюда Марину? Она тоже пострадала, и она наша одноклассница!
— Хватит. Ты сама знаешь ответ.
— Я не хочу принимать такой ответ!
— Почему?
Ян приближается, я отскакиваю испуганно, потому что его лицо не предвещает ничего хорошего, но бесполезно — он прижимает меня к стене, буквально вжимается в меня торсом, чтобы почувствовала… насколько возбужден. Его член определенно в твердом состоянии. И я разом слабею, ноги почти не держат.
— Я уже совсем не тот «стремный» очкарик. Так почему ты отвергаешь меня снова? Тебе это придает уверенности в себе?
— Нет… Отпусти…
— Или тебе нравится только за деньги?
Что ответить на этот вопрос, который бьет больнее пощечины? Но я слишком упиваюсь чувством вины, чтобы думать о своей гордости в этот момент.
— Прости, если обидела тебя… я не хотела, слышишь. Ты…
— Я был в тебе, ты позволила мне взять тебя… в оба отверстия. И я знаю, что это было у тебя впервые, — хрипит мне на ухо Ян, и я слабею от его близости, от сексуального низкого голоса, от запаха мужчины, до боли родного, желанного… — А сейчас ведешь себя так, будто я самый уродливый мужчина в мире. Что с тобой не так?
— Может ты меня еще и к психологу отправишь, — всхлипываю отчаянно, пытаясь отстраниться. Но Ян не позволяет.
— Я думаю, гораздо лучше поможет…
— Что? — не выдерживаю паузы.
— Секс.
Глава 11
Ян вталкивает меня в комнату, я пячусь от него, пока ноги не касаются кровати. Не удержав равновесия падаю на постель, понимая, что мне придется уступить… Не кричать же «насилуют» в его собственном доме. Да и не насилие это, несмотря на грубость Морозова, внутри все уже сладко сжимается в предвкушении. Он прав, все мое сопротивление — фальшь. Упрямство. Дань гордости…
Ян делает шаг к кровати.
— Дорогая, извини, я забыла у тебя…
Агата застывает на пороге, ее лицо буквально вытягивается удивления.
— Ой, простите. Ян, я не хотела мешать, извини…
Морозов молчит, не поворачивается к сестре, и я понимаю почему. Он слишком сильно возбужден, не хочет, чтобы Агата увидела его таким… Девушка так же бесшумно и молниеносно, как и появилась, скрывается за дверью, которая закрывается с громким хлопком.
Ян все еще в оцепенении, а мне тошно, на душе кошки скребут.
— Ты не должен был привозить меня сюда, — вот все что удается выдавить, поднимаюсь с постели и скрываюсь в ванной. Запираюсь и сижу, наверное, около часа. Пока не понимаю, что спать хочу невыносимо. Выглядываю за дверь. Конечно Морозов давно ушел, а я как идиотка прячусь. Безумие.
