Норриан резко выдохнул.
— Если этот подонок так дорог тебе... — теперь в его голосе звенела обида, — тогда я и в самом деле пойду.
Он ушел, и Иллис тут же забыла про него. Мираж... сказка... но это ее мираж и ее сказка. Он не виноват в том, что не стал, не ответил, не полюбил. Разве она полюбила его только ради того, чтобы получить для себя? Нет... значит, и жаловаться нечего. Он такой, какой есть, и... Хеллес, он вообще живой?!
В два шага она преодолела расстояние до Кириана, бессильно привалившегося к стене. Рухнула рядом с ним на колени, дрожащими руками нащупывая пульс. Живой! Она еще какое-то время не решалась убрать руку, как будто убери она ее — и тонкая жилка перестанет биться навсегда.
Голубые венки отчетливо проступали на белой коже, и сама кожа обжигала пальцы, когда девушка провела рукой вверх по шее, щеке, виску, до самых волос. Впервые не отказывая себе в том, что хочется. Хеллес!
Князь шевельнулся и закашлялся.
Словно опомнившись, она принялась осматривать его дальше. Дергано, суетливо, непривычно бестолково.
К ее удивлению, Кириан не отстранился. Только зажмурился сильнее и откинул голову назад, отчего светлые волосы упали на лоб, чуть задевая рассеченную бровь и пачкаясь в крови.
Взлохмаченный, с разбитой губой, из которой тоже сочилась кровь, и в порванной рубашке. Он был такой настоящий, живой, непривычный. Открытый и беззащитный, как никогда.
От этого почему-то перехватывало горло и сердце начинало биться быстро и неровно, отдавая в кончики пальцев смутным и неясным желанием прикасаться еще и еще...
Пальцы дрожали и не слушались, когда она пыталась ослабить ему воротник, жадно всматриваясь в плотно сомкнутые веки и вздрагивающие губы. Ровные, красиво очерченные губы, сейчас разбитые, но все равно притягивающие как магнит.
Иллис вздрогнула, вспоминая, как они кривились 8 брезгливой высокомерной усмешке. Вскоре наверняка опять так и будет, но сейчас — плевать! На все плевать.
Она словно забыла, где она и с кем, с головой уйдя в новые ощущения. Пальцы легко прошлись по скуле, чуть задерживаясь около ссадины. Потом скользнули вниз, к ключице, погладили, тронули ямку у основания шеи. Она слишком давно хотела это сделать. Слишком давно...
И от интимности жеста, от давнего изматывающего желания, которому он сейчас совершенно не мог сопротивляться, Кириан вдруг дернулся и застонал.
Иллис тут же вскинулась.
— Что? Больно? Вот тут? — она склонилась вперед, продолжая осторожно ощупывать поврежденное место. Ее волосы коснулись его лица, чуть не вырвав у него еще один стон.
Да, больно! Ему везде больно. Давно уже. Больно, сладко, невозможно!
Но он все еще Кейрош. И у него еще осталась гордость. Немного, но осталось. Кириан открыл глаза и перехватил ее руку с платком, испачканным в его крови.
— Уходи. Пожалуйста, — голос звучал глухо и рвано, слова с трудом продирались через одеревеневшее горло.
— Нет! — Иллис упрямо помотала головой. — Тебе к лекарю надо. Я отведу.
— К лекарю... — машинально повторил он, все еще продолжая держать ее кисть.
— К лекарю... — и внезапно рассмеялся каким-то жутковатым хриплым смехом. — К лекарю?! — наконец закричал он и неожиданно закрыл лицо обеими ладонями. Потом медленно, слоено собираясь с силами, опустил руки.
— Мне не нужна твоя помощь.
Кириан тяжело поднялся на ноги, но тут же пошатнулся и привалился плечом к стене, пережидая приступ головокружения.
Иллис смотрела на него молча, не двигаясь.Только губы дрожали. И этот взгляд, полный искреннего беспокойства, боли и чего-то еще неосязаемого, неясного, но дававшего пустую глупую надежду, стал последней каплей. Невыносимо!
Все собранное по крупицам спокойствие разлетелось в момент, как шелуха от порыва ветра. И стало окончательно плевать, как он будет выглядеть в ее глазах. Он больше не мог притворяться, что ничего не чувствует.
— Почему ты не позволила Норру убить меня? Почему?! — ярость и отчаяние, топившие его с головой, вырвались со словами, ничем больше не сдерживаемые.
— Все бы закончилось! Наконец. Не могу больше так, не могу, понимаешь?! И жалость эта твоя... — он резко отвернулся.
Повисла тишина, которую никто из них не решался нарушить. Потом он тяжело сглотнул и продолжил, глядя в сторону.
— Я... я знаю, что проиграл, — теперь голос был тихий, еле слышный. И сам он весь поник, словно из него вышел весь воздух. — Что ж, я сдаюсь.Ты победила. Я больше не стану мешать вам с Маисом и... Завтра я уеду. Просто уеду отсюда и, будь уверена, сделаю все, чтобы ты обо мне больше не услышала. Я не могу оставаться и видеть, как вы... как он... — и тут же, яростно стиснув кулаки, впился в ее лицо глазами, выпалив то, что не собирался, о чем хотел бы теперь замолчать навсегда:
— Потому что люблю тебя! ЛЮБЛЮ! Как идиот, как мальчишка, как... больше жизни. Я не смогу... я слишком большой эгоист, чтобы видеть твое счастье с другим! — он резко мотнул головой и развернулся, готовый уйти.
Глава 11
Зря он это сделал, иначе видел бы, как сначала потрясенно застывает, а потом еще сильнее белеет ее лицо, хотя, казалось бы, больше некуда. Как расширяются и без того огромные зрачки, заполняя всю радужку. Только теперь не от потрясения или страха за него, а от сдерживаемой, клокочущей и огненной ярости, которую, слоено из последних сил, пыталась сдержать усталая зима.
И не сдержала.
— Ненавижу! — резкий рывок за ворот рубашки, а потом... звук пощечины едва успел эхом прокатиться по каменным плитам коридора, когда эхо его удвоило. — Ненавижу тебя!
Кириан дернулся, откинул голову и застыл на месте, невольно хватаясь рукой за щеку и растерянно переводя взгляд на ее пальцы, вцепившиеся в его плечо.
— Уедешь, значит, с-скотина?! Сбежишь?! Струсил? — тихое змеиное шипение могло бы заставить шевелиться волосы на голове и у более храброго человека.
— Докучать мне, значит, не будешь! Да? — тонкие пальчики на его плече неожиданно сжались стальными клещами. И в следующую секунду стенка рядом с его головой брызнула в стороны острыми крошками штукатурки, которую выбил невероятно сильный удар маленького кулака. Казалось, Иллис вложила в него все, что так долго сдерживала.
Она на секунду замолчала, прикрывая глаза и тяжело переводя дыхание, но так и не отпустив его плечо. А потом неожиданно оттолкнула и сама отпрянула. И почти прокричала:
— Ты, идиот самовлюбленный, смеешь мне про жалость говорить?! Мне?! Да я выжила только потому, что ты у меня был! Потому что... Потому что ты звал! Ты! Я к тебе вернулась! Только к тебе! Как дура, летела сюда, сбежала из госпиталя... А ты! Ты хоть знаешь, чего мне это стоило? Знаешь?! — последние слова она уже орала в голос ему в лицо, отчаянно вцепившись в полы его камзола и встряхивая его, как тряпичную куклу, после каждого выкрика.
