Наш историк-экономист П.И. Лященко писал, как конкретно это происходило: «При наличии убытков акционерных промышленных предприятий, кредитуемых банками, последним приходилось во избежание полного краха и ликвидации этих предприятий прибегать к так называемой «финансовой реорганизации». Она состояла обычно в том, что при крупных убытках вся сумма их обычно «списывалась» с основного капитала общества, т. е. собственный основной капитал акционерного общества сильно уменьшался. После такого «санирования» банк брал на себя выпуск новых акций, т. е. обеспечивал прилив нового капитала, причём он являлся здесь не только посредником в выпуске новых акций за известное комиссионное вознаграждение в виде тех же акций, иногда до 10–20 % их, но часто прямо брал акции в свой портфель, т. е. фактически становился собственником значительной части акционерного капитала. Для приобретения решающего влияния в делах общества банку или группе их достаточно было иметь значительно менее половины акций.
В период кризиса 1900–1903 гг. такого «санирования» акционерных обществ и их финансовой реорганизации (или реорганизации на тех же основаниях единоличных предприятий и превращения их в акционерные] не избежало почти ни одно сколько-нибудь крупное промышленное предприятие. Всё это ставило промышленность в прямую зависимость от банковского капитала. Но русская банковская система и банковский капитал, несмотря на быстрое своё развитие в 1909–1913 гг., всё же далеко не могли удовлетворить всего спроса на капитал для такой «реорганизации» промышленности. Поэтому русскому банковскому капиталу устанавливая своё сращивание с промышленностью, в то же время в поисках финансовой базы для своего укрепления приходилось обращаться к иностранному банковскому капиталу. Русский финансовый капитал получал, таким образом, характер зависимой системы, а русская промышленность «сращивалась» не только с русским банковским капиталом, но через него и с иностранным капиталом. Таким образом переход к империализму характеризуется и в России увеличением влияния банковского капитала, образованием финансового капитала, но и для того и для другого — с усилением влияния иностранного капитала»
[38].
В современных учебниках по экономике процесс сращивания банковского и промышленного капитала перед Первой мировой войной обычно оценивается как позитивный. Например: «Для промышленных предприятий банковское участие обеспечивало увеличение основных капиталов. Так, в южной металлургии, как раз в тех обществах, финансированием которых занимались банки, капиталы возросли в 1900-х гг. на 80 %, капиталы металлургических обществ других районов и металлообрабатывающих предприятий — на 60 %, в промышленности строительных материалов — более, чем вдвое. В Петербурге, ведущем кредитном и индустриальном центре России, финансово-промышленные связи особенно результативно сказывались на динамике основных капиталов… Банковская поддержка была одним из важнейших условий промышленного развития России в предвоенные годы»
[39].
Участие банков в финансировании предприятий реального сектора экономики происходило как путем покупки акций этих предприятий, так и путем кредитования. Главной целью банков было отнюдь не развитие промышленных предприятий, а получения максимальной прибыли любой ценой, в том числе за счет «надувания» курса акций. Промышленные предприятия, перешедшие под контроль банкиров, резко отличались от акционерных обществ семейного типа, где хозяевами были русские. Автор известной книги «Москва купеческая» П.П. Бурышкин пишет: «Одной из главных особенностей московской торгово-промышленной жизни перед революцией был, как говорили в свое время, семейный характер ее предприятий. И фабрики, и торговые фирмы оставались зачастую собственностью той семьи, члены которой дело создали, сами им руководили и передавали его по наследству членам своей же фамилии. Так, например, Прохоровская мануфактура и принадлежала семье Прохоровых, Морозовская фирма оставалась в руках Морозовых, а дело, носившее имя Щукина, Щукинским и было…
Предприятия носили форму паевых товариществ, но в известном смысле это была лишь юридическая форма. Все — иногда без исключения — паи оставались в руках одной семьи, и в уставах обычно имелся параграф, затруднявший возможность продать паи «на сторону». Правление, то есть глава семьи и его ближайшие помощники, из числа членов той же семьи, сохраняли за собою право «выкупить» таковые паи, если кто-либо из пайщиков, по тем или иным основаниям, хотел выйти из дела…
Поскольку в составе правлений были сами владельцы, так сказать подлинные «хозяева», то они сами обычно и несли обязанности по участию в тех или иных промышленных группировках, или объединениях. А хозяйская точка зрения далеко не всегда совпадала с точкой зрения «служащих», даже таких крупных, как директора-распорядители. На все вопросы «хозяева» обычно смотрели, конечно, прежде всего, с точки зрения интересов своего дела, но вместе с тем, не будучи ни перед кем ответственны, могли гораздо легче и шире идти навстречу таким мероприятиям, которые не были финансово выгодны, как, например, в области оборудования фабричных больниц или школ».
Следует оговориться, что в приведенном выше описании Бурышкина речь идет преимущественно об одной отрасли — текстильной промышленности, которая изначально находилась в руках русских хозяев. Во многих других отраслях главными акционерами с самого начала оказывались иностранцы или банкиры, которые вели себя совершенно иначе, чем вышедшие из народа русские хозяева. Бурышкин продолжает: «Те, скажем, учреждения, которые были созданы на Коноваловской мануфактуре, к столетнему ее юбилею, не были бы возможны в предприятии, где главенствовали либо представители иностранного капитала, либо назначенные банками лица, для которых все сводилось к тому, чтобы поднять биржевую цену акций. Торгово-промышленная акция и ее положение на денежном рынке интересовали банки как биржевая ценность, как ценная бумага. И банковских представителей в правлениях фабрично-заводских предприятий интересовало, прежде всего, то, что могло непосредственно сказываться на биржевой стоимости акций, а не на потребностях самого дела, вытекающих из требований производства (курсив мой — В.К.)»
[40].
Взять, например, знаменитые Путиловские заводы, которые принято считать чисто «русским» предприятием. Инженер и предприниматель Николай Иванович Путилов (1820–1880) купил в 1868 г. у казны железоделательный и сталеплавильный завод, где в короткое время наладил производство рельсов новой конструкции для Николаевской железной дороги. Через пять лет (в 1873 г.) Путилов совместно с Немецко-Русским торгово-промышленным банком организовал на базе завода акционерное общество «Путиловские заводы». После смерти Н.И. Путилова германский капитал усилил свой контроль над «Путиловскими заводами». Однако в XX веке общество стало переходить к французскому капиталу. Этот контроль еще более усилился после создания в 1910 году Русско-Азиатского банка, который владел контрольным пакетом «Путиловских заводов». За вывеской указанного банка скрывался не русский и не китайский капитал, а французский, причем его доля в капитале банка оставляла 4/5. Номинально Русско-Азиатский банк возглавил Алексей Иванович Путилов (дальний родственник Н.И. Путилова), занимая при этом пост председателя правления «Путиловских заводов». Однако фактически нашим важнейшим предприятием военно-промышленного комплекса управляли французы
[41].
