— Мам, там что, ребенок?
— Где? — женщина, приложив руки к лицу, чтобы не мешало отражение, попыталась рассмотреть, что же углядела ее дочь. — Тебе показалось!
Очередная вспышка осветила абсолютно пустой двор. Было видно даже раскачивающуюся веревку.
— Надо будет срезать, как бы кто из детей не запутался!
— Странно, сверкает без перерыва, а грома нет, — папа закончил ремонт.
— Так, ночь-то рябиновая, — рассмеялась мама. — Говорят, святой Илия бесов гоняет.
— А почему рябиновая? — заинтересовалась Даша.
— По легенде такие ночи бывают только трижды в году: в пору, когда дерево зацветает, завязывает плоды и когда они созревают.
Последние слова женщины утонули в грохоте: порыв ветра распахнул створку окна. Дождь ворвался в комнату, заливая подоконник и пол.
— Отойди! — мама отстранила дочь и закрыла окно. — Нам еще шаровой молнии не хва…
Последнее слово заглушил натужный хрип. Часы пошумели и с трудом исторгли из себя один-единственный удар.
— Что это с ними? — папа удивленно смотрел на циферблат: до половины двенадцатого оставалось еще минут пятнадцать.
— Давно говорила, выбрось эту рухлядь! — мама передернула плечами. — Вон, еще и встали.
— Наверное, завод кончился, — папа открыл дверцу и несколько раз провернул в скважине ключ. Его он заказывал специально, потому что так и не смог подобрать ничего подходящего.
Но сколько бы он ни качал маятник, тот, сделав одно-два движения, останавливался.
— Ничего, отремонтирую. Даш, как думаешь, справлюсь?
Ответа он не получил: очередная молния осветила небо и огромный тополь, росший возле дома, рухнул на детскую площадку, прямо на горку.
— Ну, веревку срезать не придется, — прокомментировала мама. — Так, пора спать. Даша!
— Каникулы же — простонала та, но все же поплелась в свою комнату.
Заснуть не получилось. Непогодь за окном оглашала окрестности нечеловеческим воем. Стонали деревья, полыхали молнии, рождая на стенах жуткие тени. И вспоминались слова мамы о рябиновой ночи.
— Вот только суеверий не хватало! — бурчала девушка.
Сама она не верила ни в чох, ни в сон, ни в птичий грай, но вчерашний день немного поколебал эту уверенность.
Чтобы отвлечься, Даша попыталась читать, но с головой под одеялом было душно и страшно — даже свечение экрана казалось призрачным.
— Да что б тебя… — не выдержав, она протянула руку и нащупала настольную лампу.
Холодный электрический свет залил комнату, отгоняя страхи. Он даже вырвался в коридор сквозь полуоткрытую дверь, и Даше показалось, что по кафелю шлепают босые ноги. Быстрые детские шаги.
Во рту пересохло. Но оставаться на месте, не выяснив, что происходит, девушка не могла. Она чувствовала себя безмозглой героиней из фильма ужасов: вместо того, чтобы запереться в безопасной комнате, идет навстречу всякой жути, подсвечивая себе телефоном. И когда добралась до выключателя, тихо рассмеялась: что за бред!
— Ты чего не спишь?
Даша даже подпрыгнула от неожиданности и прислонилась к стене, потому что ноги ослабли.
— Я такая страшная? — недовольно спросила мама, зябко кутаясь в тонкий халат.
— Чего шастаешь?
— Пить захотелось, — Даша покосилась в сторону кухни и тут же отвела взгляд: показалось, что оттуда послышался детский смешок. Короткий, словно ребенок изо всех сил сдерживается, стараясь не выдать себя лишним звуком.
— Ну, а шуметь зачем?
— Мам, а ты ничего странного не слышала?
— Слышала. Твой топот. Вот слон в посудной лавке, мертвого поднимешь!
Даша ошарашенно смотрела, как мама, зевая, возвращается в спальню. Что-то в ней было не то.
Списав все на усталость и бессонницу, Даша махнула рукой и отправилась на кухню, чаевничать в полном одиночестве.
Невидимка
Утром на весь дом разносились звон посуды и крики:
— Как же меня это достало! — громко жаловалась мама, — В этой семье думают о ком угодно, кроме меня!
Даша, плохо соображающая после сна, босиком побежала на кухню. Мама нависала над раковиной, в которой стояла грязная кружка.
— Я что здесь, домработница? Тебе тяжело было одну-единственную кружку за собой помыть?
Даша хлопала глазами, не понимая, что случилось. Она всегда так делала: ночью складывала посуду в раковину, а утром мыла вместе с той, что оставалась после завтрака спешащих на работу родителей.
— Мам, ты чего?
— Чего? Я чего? Это ты, свинья неблагодарная, ни о ком, кроме себя, не думаешь! Мать должна и завтрак приготовить, и посуду помыть. Вон какая дылда вымахала, а помощи от тебя…
— Люда, Люда, — муж пытался успокоить разбушевавшуюся жену. Он тоже не понимал, что случилось: дочь никогда не давала повода для таких сцен. Послушная, спокойная девочка. Разве что готовить не любила, зато с остальной работой по дому справлялась легко и без напоминаний.
— А ты не вмешивайся, защитничек! — Людмиле теперь было все равно, на кого изливать гнев. Вырастили на свою голову! Дармоедка!
И прежде, чем муж успел понять, что происходит, она залепила дочери звонкую пощечину.
Даша схватилась за пылающую щеку. Она поверить не могла, что мама подняла на нее руку! Слезы брызнули из глаз и теперь окружающее виделось, как сквозь мокрое стекло.
— Даша! — отец попытался перехватить дочь, но та оттолкнула руку и кинулась в свою комнату.
Там, захлебываясь от рыданий, она быстро натянула одежду и выскочила из дома, не слушая разгорающийся на кухне скандал.
Даша не видела, куда бежит. Слезы застилали глаза, а обида подгоняла сильнее любого хлыста.
Постепенно бег замедлялся. Девушка остановилась, пытаясь отдышаться. Она схватилась за грудь, чтобы успокоить разбушевавшееся сердце и огляделась.
Городской парк, излюбленное место отдыха горожан, в это время еще пустовал. Только кое-где виднелись сторонники здорового образа жизни. Они наматывали круги по дорожкам, делали гимнастику или занимались йогой.
Даша физкультуру ненавидела, и понять, что заставляет людей сознательно издеваться над собственным телом, не могла, и теперь удивлялась, что убежала так далеко от дома.
— Наверное, адреналин, — пробормотала себе под нос.
— Простите, вы что-то спросили? — делающая растяжку женщина вынула ярко¬розовую таблетку наушника. До Даши долетели ритмы самбы, а, может, и какой-то другой мелодии — она в этом не разбиралась.
— Нет, ничего, — ответив на вопрос вежливой улыбкой, Даша поднялась со скамейки и заковыляла к автобусной остановке. После дикой пробежки болели ноги, но оставаться в парке под любопытными взглядами прохожих не хотелось.
