– Прости меня, Лео, – неожиданно выдал старик и выжидающе замолчал. Дым от только что прикуренной сигареты попал не в то горло, и я закашлялся от неожиданности, стуча себя кулаком в грудь.
– Чего это вдруг? – опасливо поинтересовался я у него, подозревая какой-то подвох, но просчитался. Старика охватил приступ сентиментальности.
– Я был излишне высокомерен с тобой. Ты – дитя другого времени, иной эпохи, настолько отличной от всего, что я знаю, что многие мои критерии уже неуместны. Нельзя было судить тебя так строго, как я позволил себе это поначалу. Сейчас всё несколько иначе, и это меняет многое. Раньше нас с детства воспитывали только как воинов. Каллиграфия, медитации, созерцание, литература – всё это было направлено только на это. Слишком узко, слишком специализированно, неприменимо в обычной жизни. А вы уже другие. Вы стали универсалами в широком смысле этого слова, не утратив воинского духа и умений, но и не отказываясь от иных знаний. Поэтому я прошу у тебя прощения, Лео…
– Эм-м-м… Не знаю, что сказать, дедушка Хандзо, – неуверенно промямлил я, всерьёз шокированный его заявлением. Эгоцентричный, сварливый и вечно орущий старик, знакомый мне по последним дням, не был таким… дедушкой. – Мне не за что тебя прощать. И вообще, мне не по себе от того, что ты извиняешься! Хватит! Забыли, не было ничего, ладно?
– Спасибо, внук…
Повисло молчание. Нам нужно было немного побыть в тишине, чтобы переварить все бурлящие в нас мысли. Задумавшись, я погрузился в неглубокий транс, отстраненно глядя в окно, за которым жил и дышал ночью многолюдный город. Упорядоченный хаос, каждая частица которого движется по заданной траектории, но в любой момент может сойти с неё, и тогда… Ничего не изменится, всё остаётся в привычных рамках, лишь создавая иллюзию свободного выбора. Хаос, каким бы мы себе его ни представляли, каким беспорядочным он бы ни выглядел в нашем понимании, хаос – это всего одна из форм порядка, постичь которую в определённом смысле нам пока не дано.
– Уроки каллиграфии еще не забыл? Как вернешься домой, запиши эту мысль. Мне кажется, она более чем достойна, чтобы её прочли когда-нибудь и твои потомки, – откомментировал услышанное старик и опять довольно закряхтел: – Вроде бестолочь, но талантливый! Весь в меня!
* * *
Пришёл в себя я от того, что Алексей энергично тряс меня за плечо и орал дурным голосом:
– Просыпаемся! Станция «Имперский банк»! Хватаем сумки и на выход! Вокзал отходит!!!
– Какой еще вокзал? – я откровенно затупил, не соображая, что же происходит на самом деле, и захохотал, уставившись на покатывающегося со смеху товарища. – Ах ты, мелкий пас…
– Ни слова больше, друг мой. Вставайте, граф, нас ждут великие дела!
Говоря это, он приосанился, выдвинул вперед подбородок и, распахнув дверь, бесцеремонно вытолкал меня на обочину, возле которой, оказывается, стояла его машина, припаркованная с соблюдением всех правил.
Этот город положительно мне нравился и… одновременно подавлял. Не успев привыкнуть к монструозным громадинам учебных корпусов, я начал было думать, что уже ничто меня так больше не ошарашит, пока не увидел здание Центрального имперского банка. Этот великан устремлялся ввысь десятками колонн, подпиравшими его крышу, а с фронтона и парапетов на проходящих мимо людей грозно посматривали сотни и сотни запечатленных в камне горгулий.
– Как они здесь вообще живут?
– Они здесь работают, – ответил староста на мой вопрос, заданный почему-то вслух, и потащил меня к банку, приобняв за плечи. – Увидев их в первый раз, сам поначалу спал плохо. Мне лет пять было, и тут это «роскошное» произведение искусства. Потом ничего, привык. Если тварюшек когда-нибудь всё же уберут, мне их начнет не хватать, уверен.
– Вы все тут больные. Правильно мама из России уехала. Ой, бл… – схватился я за голову, осознавая, насколько мне еще более непонятен стал этот народ.
– Что, впечатлен перспективами? Ничего-ничего, мы из тебя сделаем человека…
В банке нас встретили приветливо, несмотря на то что до конца рабочего дня оставалось от силы минут десять. Улыбчивый администратор, услышав от меня фразу «депозитная ячейка ВИП-класса», растворился в воздухе, и вместо него как по волшебству появился управляющий банком. Ему для понимания ситуации понадобилось лишь взглянуть на тонкий ободок платинового кольца, украшенный витиеватым узором из серебристой пыли.
– О! Прошу вас за мной, господин Хаттори. Ваша ячейка дожидается вас в хранилище.
– А его с собой можно? – спросил я, указывая на Алексея. Управляющий смерил того подозрительным взглядом, что-то взвесил там, внутри своей черепной коробки, и пришёл к положительным выводам, о которых сообщил коротким кивком, после чего чётко, по-военному развернулся на сто восемьдесят градусов и зашагал в направлении уходящей вниз винтовой лестницы, видной даже из вестибюля здания.
– Круто. Признателен тебе, потому что в самом хранилище я никогда не был, – шепнул мне на ухо Леха, устремляясь за нашим проводником. – Не отставай.
Когда-то в детстве на мою долю выпала весьма интересная участь – в возрасте от четырёх до шести лет за мной часто присматривали мамины друзья из посольства Российской империи. Именно тогда в мою жизнь вошли сказки о неведомых мне тогда существах вроде троллей, эльфов и прочих сказочных народов. Поэтому при виде управляющего во мне ни на долю секунды не возникло сомнений – передо мной самый настоящий гном. Тучный, низенький, с кучерявой бородой до пояса, небрежно заткнутой за широкий, с золочеными бляхами пояс, перехватывающий долгополый сюртук, в современных коридорах подземелья банка этот гном смотрелся чужеродно, словно сошел со страниц сказок из моего детства. Но ориентировался он в переплетении коридоров так, словно для него не существовало множества поворотов, спусков и неожиданных подъемов. Вывел он нас в просторное помещение, выложенное одинаковой плиткой из непонятного материала, и остановился перед центральной экспозицией этой комнаты – гигантской, этак метра три на три, крышкой от люка.
– Господа, прошу вас пройти за мной, – густо пророкотал управляющий в бороду, за несколько мгновений отпирая эту дверь в хранилище и с некоторой натугой, ухватившись за немаленьких размеров вентиль, отворяя её настежь.
Сунувшись за неё, мы переглянулись и вздохнули от разочарования – пещеры Али-бабы не наблюдалось: восьмиугольная комната, сплошь до потолка заставленная этажерками с ящиками разных размеров и форм. Меня управляющий подвел к одной из них и указал на скромный, размером всего лишь с обычный чемодан ящичек, исписанный вязью непонятных символов.
– Ваш ключ предоставит вам доступ, господин Хаттори. Сообщите мне, как закончите, или в случае, если захотите забрать ячейку с собой, – прогудел он и тактично, бочком, проскользнул на выход. Лёха тоже предпочел не совать нос в мои личные дела, удовольствовавшись экскурсией в святая святых, и последовал за ним. Воспитанный, блин…
Приложив кольцо к выемке с торца ящичка, я услышал тихий щелчок, означавший что поделка древних открыта. Подняв крышку шкатулки, которую она собой представляла, я окинул взглядом несколько драгоценностей-артефактов, стопку документов, пару мешочков с драгоценными камнями и… короткие, темные ножны с торчащей из них рукоятью, оплетенной черной тесьмой. Отыскав среди драгоценностей скромный перстень из метеоритного железа с выгравированным на печатке хвостовиком стрелы, заключенным в круг, камоном моего рода, я прихватил ножны с танто и закрыл ящик. Пока мне было негде хранить реликвии рода, лишь по счастливой случайности не захваченные врагом. Мои реликвии и реликвии сюзерена.
