— А я так и не понял, почему объявление напечатали в «Живописи и живописцах».
— Это была идея одного из самых старых жильцов. У него к художникам особенный интерес.
— Правда? И у кого это?
Стивен отмахнулся от вопроса.
— Он последнее время здесь не бывает. Это неважно. Я просто выполняю приказы, Сет. Как, надо заметить, и ты. Я рад, что ты так хорошо прижился в Баррингтон-хаус. На тебя я могу положиться. Тот, кто четко следует своим обязанностям, снимает с меня часть ноши. Так сказать, берет груз на себя.
— Что ж, спасибо.
Улыбка Стивена сделалась шире.
— И знаешь, Сет, уже не в столь отдаленном будущем я собираюсь подыскать себе замену. Человека, который сможет работать вместо меня, возьмет на себя ответственность за здание и заботу обо всех его нуждах. У моего преемника будет здесь бесплатная квартира и жалованье повыше. Мне надо только замолвить о нем словечко перед правлением. Может, тебя заинтересовала бы такая работа? Возможность карьерного роста? Это очень неплохая возможность. И я был бы рад передать дом в хорошие руки.
Сет потер отросшую вокруг рта щетину, глядя куда угодно, но только не на Стивена. Он думал, что его ждет хорошая выволочка, а ему вместо того предлагают должность старшего портье.
— Даже не знаю, что и сказать. В смысле, спасибо.
— Подумай об этом. Конечно, работа трудная, она требует отдачи. Однако самые неприятные моменты скоро уйдут в прошлое. Они ведь не останутся здесь навсегда. Об этом стоит подумать.
— Наверное.
— И без них жизнь сделается гораздо легче, это уж точно. — Стивен хмыкнул. — Никто не станет плакать по старой Бетти Рот. А она не может жить вечно. Я бы сказал, что ей давно пора на покой. Точно так же, как и Шейферам.
Стивен покачал головой, улыбаясь, затем моментально посерьезнел, глядя на Сета.
— Но ни слова остальным о том, что я тебе сказал. Ты же умеешь хранить тайны, Сет. Я нисколько в этом не сомневаюсь. Тебе можно доверять.
Сет кивнул.
— Спасибо.
Стивен взглянул на сейф, затем снова перевел взгляд на Сета. Он почесал нос указательным пальцем и сощурил глаза.
— А пока что продолжай работать как следует.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
— Добро пожаловать, друг. Добро пожаловать!
Тело женщины занимало весь дверной проем. Ее слишком ярко раскрашенное лицо представляло собой одну сплошную улыбку. Эйприл старалась ничем не выдать свое ошеломление. Она еще не успела прийти в себя после путешествия на двадцать восьмой этаж в кабине скверного лифта, где воняло мочой и кое-чем похуже, и блуждания по полутемным, зловещим цементным коридорам в поисках нужной квартиры. Все здесь было так, как подробно расписал Харольд.
— Я Гариет, хозяйка нашего маленького собрания и секретарь нашего блистательного общества.
Гариет запрокинула огромную голову и взвизгнула, как будто сказала сейчас нечто настолько забавное, что настоящий смех просто не успел зародиться естественным путем и вырвался из горла полукриком.
— Но вы можете звать меня «Фигурой женщины в кризисе». Многие джентльмены зовут меня именно так.
Она снова хихикнула.
Теперь Эйприл прилагала все усилия, чтобы не таращиться на странное тело женщины и ее кошмарный наряд. Красный бархатный балахон, который подметал подолом половицы, обрисовывал слоновьи ноги и жирную тушу. Сверху ткань растягивал громадный бюст, украшенный нитками деревянных бус. Одутловатое лицо было покрыто толстым слоем кое-как наложенной косметики, маленькие слезящиеся глазки смотрели так пристально, что Эйприл была не в силах выдержать их взгляд, и потому изучала огромную голову хозяйки. Вокруг черепа Гариет был наверчен тюрбан из зеленых и бирюзовых шарфов, небрежно закрепленный на лбу серебряной брошью. Из-под головного убора выбивались длинные пряди седых волос, похожие на засаленные паутинки. Эйприл сейчас же решила, что хозяйка квартиры ненормальная.
— А вы Эйприл, наш второй особый гость на сегодняшний вечер.
Женщина протянула пухлые руки с короткими пальцами и взяла Эйприл за плечи, затаскивая в жаркую, насыщенную восточными ароматами квартиру. Когда Гариет отступила в сторону, взгляду открылась загроможденная мебелью и забитая народом гостиная.
Ароматические палочки, закрепленные на деревянных подставках, курились по всей большой комнате. Они стояли рядом с готическими подсвечниками на громоздящихся горами книгах и на стеклянных шкафчиках, которые были набиты колодами Таро, благовониями, индийскими украшениями, магическими кристаллами, маленькими шкатулками и резными статуэтками.
— Входите, входите же. Вина? — говорила женщина. — Харольд Рэкам-Аттертон уже здесь. Насколько я понимаю, вы с ним разговаривали. Мы все так взволнованы вашим приходом. Мы так рады.
Малюсенькие серые глазки широко раскрылись в новом приступе воодушевления.
Эйприл никак не могла оторвать взгляд от унизанных кольцами пальцев хозяйки. Ногти у нее были отращенные, но при этом все разной длины и желтые на концах. Как будто ощутив ее пристальный взгляд, руки спрятались.
— Да, спасибо. От вина я бы не отказалась, — нервно проговорила Эйприл.
Ее протащили между тремя мужчинами с длинными и жидкими седеющими волосами. От одежды этих джентльменов пахло сыростью и потом.
Остановившись перед маленьким столиком, громадная женщина налила в стакан дешевого красного вина.
— Сейчас же поймаю Харольда и приведу его сюда.
Где-то в глубине высокого, полного энтузиазма голоса Эйприл уловила дрожащие истерические нотки.
Из заляпанного чем-то магнитофона, стоявшего на деревянном стуле рядом с выходом на кухню, неслась странная смесь разухабистого джаза с григорианским хоралом и индустриальным механическим клацаньем. Рядом о чем-то шептались два молодых лысеющих человека с напряженными лицами. На обоих были шерстяные тренчкоты и армейские ботинки до колена по моде некой уродливой субкультуры, которой Эйприл не понимала и сомневалась, что когда-либо поймет.
Однако сама квартира была удивительно просторной для такого типа многоквартирного дома, наверное, она предназначалась для большой семьи. Эйприл заметила даже лестницу на второй этаж. Между ободранной мебелью, темными книжными шкафами, засушенными цветами в амфорах и старыми снимками, закрывавшими стены, Эйприл разглядела остатки изначального декора — истинно британского, совершенно в духе семидесятых. Кое-где между безделушками и разномастными рамочками для фотографий проглядывала водянистая желтая краска. На ней виднелась черная россыпь грибковых спор. Эйприл даже ощутила за восточными ароматами их влажный гнилостный запах.
В гостиную набилось по меньшей мере пятнадцать человек, занявших все свободное пространство на полу. Гости, по-видимому, старались приодеться по случаю вечеринки в старомодные костюмы. На двух мужчинах, стоявших за диваном, были цилиндры, и Эйприл заметила тянущиеся из жилетных карманов цепочки часов. Все представители сильного пола явились при галстуках. Но, несмотря на сознательные попытки выдержать стиль ретро, в целом общество выглядело сборищем оборванцев. Костюмные пиджаки в грязных пятнах, штанины брюк слишком коротки, линия талии слишком высоко, платья заношены до дыр. Все гости казались либо слишком толстыми, либо неестественно худыми. И, боже, какие у них были зубы! В серых пятнах, желтые, как будто никогда не знавшие зубной щетки, кривые, проваленные внутрь или торчащие наружу из запавших или безгубых ртов. Британские зубы. Эйприл даже стало интересно, как этим людям удалось обрести столь выдающиеся улыбки. У нее не было привычки оценивать людей по внешнему виду, однако она еще никогда в жизни не наблюдала общества, состоявшего из одних поразительных уродов.
