ЗАКЛЮЧЕНИЕ
На основании результатов проверки и изучения Глеймана Игоря Петровича —
Полагаем:
Зачислить И. П. Глеймана, 1924 г. р. в органы НКВД слушателем специальной школы
[4].
Курсанта ШОН И. П. Глеймана, 1924 г. р. по своим личным качествам целесообразно использовать на оперативной работе.
* * *
– Глейман! К командиру! – проорал дежурный, едва просунув голову в приоткрытую дверь аудитории. И тут же исчез.
– Михаил Петрович, разрешите? – обратился я к преподавателю радиодела.
Старичок препод, в мешковатой форме без знаков различия, кивнул.
– Конечно, идите, Игорь. Владимир Захарович ждать не любит!
Вызов к командиру – это святое! В нашем странном учебном заведении, где средний возраст наставников – пятьдесят-шестьдесят лет, а учеников – всего шестнадцать годков, где все поголовно ходят с «голыми» петлицами и не принято обращение по званиям или должности, а только по имени-отчеству, исполнительность поднята на самую большую высоту.
Дежурный мог не спрашивать разрешения преподавателя для обращения к группе, что является обязательным даже в обычной средней школе, не говоря уж о военных училищах, но при этом все распоряжения старших выполнялись только бегом.
Побегу и я – начальник спецшколы действительно ждать не любит. К счастью, за прошедшие с памятных июньских событий пару месяцев мне удалось почти полностью восстановить физическую форму, и быстрая трусца по коридорам да лестницам больше не приводила к одышке, обильному поту и красным кругам перед глазами, как было со мной сразу после поступления на учебу. Два немолодых преподавателя физподготовки работали над моим восстановлением жестко, настойчиво, но очень аккуратно. Думаю, что пятикилометровый кросс по сильно пересеченной местности мне пока не по силам, но пешочком, в спокойном темпе, с туго набитым рюкзаком я уже несколько раз «прогуливался». Километров по двадцать… И ничего – остался жив!
Вообще, конец лета для меня пролетел-прополз спокойно – все улеглось в душе, муть осела, и холодная ярость уже не опаляла мозг. Эмоции пришли в равновесие с сознанием.
Нет, я нисколько не забыл своего обещания истребить немцев из 11-й дивизии, чьи танки гусеницами давили раненых детей. Я все прекрасно помнил и прощать не собирался. Просто как бы «расширил» свои намерения, желая уничтожить ВСЕХ фашистов. Ну, а в реале – сколько смогу.
Потому-то, наверное, учеба в ШОН и не напрягала – здесь я готовлюсь вести свою войну с немцами. Нет, поначалу-то я легонько взбрыкивал. А что вы хотите?
Я ощущал и ощущаю себя взрослым мужиком, побывавшим не в одной «горячей точке» XXI века. Я им реально был, и то, что ныне я обретаюсь в теле своего деда, не отменяло ни памяти моей, ни опыта.
Но так ли уж много я умел тогда, в будущем? Хорошо стрелял и мог пробить парочку отработанных связок. А тут тебе всего-то шестнадцать лет, и подготовят тебя так, что держитесь, фрицы! Вот и налег на учебу…
Ишь, как у меня это легко проскользнуло: «Мне – шестнадцать». А мне ли?
Каково это – взрослому мужику уживаться в организме пацана? Внуку – в жилистых телесах деда? Да вот, привык как-то…
Худющий у меня дед, но это ничего – кости есть, а мясо нарастет. Было трудновато порой соизмерять свои хотения с возможностями подростка. Помню, руки чешутся, чтобы морду набить какой-нибудь мразоте, а ты себя осаживаешь – не та весовая категория. Зато насчет пострелять все в лучшем виде – дед не зря носил значок «Ворошиловский стрелок», их в это время «за просто так» не давали. Так что мои «будущие» потенции вполне сочетались с «дедушкиными» кондициями.
Нет, конечно, иногда ка-а-ак шандарахнет в памяти – где я и кто я. И когда! Но это проходит, и быстро – наверное, срабатывает некий предохранитель, не допускающий «перегрева» психики. Вот, перенесет вас в тело деда, да не старика, а совсем еще молодого парня, каково вам будет?
С одной-то стороны, чего плохого? Мне, считай, полтинник натикал – ТАМ, а тут – вьюнош! Девственник, и вообще… А с другой…
Сложно с другой. Любой человек, не живущий одним днем, строит планы на будущее, мечтает о чем-то, позволяя природе вовлекать себя в извечный биологический цикл: ребенок вырастает, влюбляется, женится, сам заводит детей, старится, нянчит внуков, умирает. А что будет со мной? Я что, так и останусь в дедовой шкуре? И буду много лет спустя наблюдать, как мужает внук – я?! Чокнуться можно!
Как узнать, временно ли меня «подселили» в голову к деду или это навсегда, до самой смерти? И мне предстоит прожить еще одну жизнь, уже не совсем свою, а за моего «старого», но по-новому, так, как я хочу – и могу?
Кто мне даст ответ на это?
Дико звучит, но все равно – хорошо, что война идет. В июне просто не было свободной минутки, чтобы рефлексировать – то бой, то погоня, то снова бой… А набегаешься, настреляешься, нанюхаешься – с ног валит, и в сон, как в омут. Да и нынче в школе скучать тоже не приходится – часов в сутках не хватает!
Вот, поныл самому себе, и вроде легче стало. Да и рад я в глубине души, на самом ее темном донышке, что оказался в 41-м. Здесь-то я по-настоящему нужен. Только попав сюда, я понял, чего натерпелись наши будущие ветераны, те самые, смешные порой старички с «иконостасами» орденов и медалей…
…Широкие коридоры ШОН были пусты – весь личный состав на занятиях. Из-за плотно закрытых дверей учебных классов не доносилось ни звука. И я даже примерно не знаю, сколько человек здесь учится. В школе никогда не проводится общих построений, нет большой столовой, кинозала и спортплощадки. Каждая группа проходит обучение по индивидуальной программе. На территории бывшей дворянской усадьбы, уютно расположившейся где-то среди густых лесов Подмосковья, легко могли разместиться человек двести.
Судя по уровню преподавателей, отбору учеников и специфическим предметам в расписании, из нас готовят не простых диверсантов. Меня после ранения особо не «мучают» – учу минно-взрывное дело, шлифую немецкий, изучаю работу радиостанций и основы шифрования, зубрю структуру Вермахта, Люфтваффе и Кригсмарине, запоминаю тактико-технические характеристики вражеской боевой техники и вооружения. А мои одногруппники вдобавок обучаются рукопашному бою, стрельбе изо всех видов оружия и целому ряду спецдисциплин – закладке тайников, организации встречи с агентом, уходу от наружного наблюдения и прочая, и прочая, и прочая.
А уж как в нашей «лесной школе» преподают иностранные языки! Хочешь, не хочешь, а выучишь. За год!
Затормозив, я мазнул взглядом по школьной стенгазете «Чекист» и чуток унял дыхание. Отворил дверь кабинета начальника, переступил порог и выдохнул:
