– Я не угрожаю, а обещаю. Это разные вещи. – Красный туман заплескался у ног некроманта. На мгновение дымка напомнила щупальца перема, размытые, не такие быстрые, но опасные.
Родриг посерьезнел.
– До сих пор слишком близок со смертью, Даниэль? – И, не дожидаясь ответа, добавил: – Ладно, мы уходим. Развлекайся. Увидимся на Мертвяке.
– До встречи, – сухо попрощался некромант, провожая студентов колючим взглядом.
Лефевр повернулся ко мне. А я посмотрела на Дарлу, заметив, что Ридж с Клаймом тоже находились рядом.
Маг воздуха торжествующе глядел вслед ушедшим.
– В этот раз все закончилось слишком быстро, – заметил Ридж.
Значит, это не первая перепалка? Я все еще кипела, в голове, как запись на испорченной кассете, на повторе проигрывалось: «Можешь сколько угодно играть недотрогу. Я-то помню, как ты сидела у меня на коленях».
Всего лишь слова, но они выбили меня из колеи.
Я была сама не своя. Застывшая. Замерзшая. Затихшая перед бурей.
– Мне надо в туалет. Руки помыть. – Я с омерзением посмотрела на собственные ладони и запястья.
Будто испачкалась…
– Я провожу, – сказал Даниэль твердо.
– Нет, я не…
– За меня не волнуйся. Я не пропаду. Подожду тебя с ними, – заверила Дарла, стоявшая рядом с магами воздуха и энергии, заметив метнувшийся к ней взгляд.
Я пришла с ней, а теперь будто ее бросала. Дочь ректора непоколебимо сложила руки на груди, и я кивнула, соглашаясь.
Некромант повел меня вглубь дома, и с каждым коридором вокруг становилось все меньше людей.
Я думала об услышанном и чувствовала себя слабой, словно вернулась на неделю назад, в полную темноту.
Лефевр распахнул дверь туалетной комнаты, и я проскользнула внутрь, отмечая богатство отделки: бело-золотая плитка с выступающим узором, изумрудная мозаика под потолком.
У противоположной стены стояли несколько белых кубов с мягкой накладкой сверху. Не хватало лишь столика, чтобы решить, что здесь иногда устраиваются с чашкой чая в руке.
Пальцы вцепились в край раковины, и я вскинула голову, впиваясь взглядом в свое отражение.
«Пока я в этом теле, оно мое! – убеждала я себя. – Но мне совершенно небезразлично, что с ним происходило».
Меня вновь затошнило.
«Ты должна наплевать», – уговаривала я себя, сдвигая рычажок на кране и подставляя руки под прохладные струи воды.
Не могу. Должна. Это была не ты.
Я зачерпнула из вазочки мыльного порошка, растирая его в ладонях и чувствуя ягодный аромат. Смыв пену, повторила вновь, докрасна натирая кожу.
Не могу…
– Ублюдок! – выплюнула я, пиная стену, и замерла, опять посмотрев в зеркало. Звук льющейся воды затих, уступив хаотичному стуку сердца.
Я думала, он остался снаружи. Не слышала ни его шагов, ни звука открываемой двери. Щеки вспыхнули. Даниэль, сложив руки на груди и облокотившись на стену рядом с кубами, молча наблюдал за мной.
Я покачала головой и смыла остатки пены с рук, видя, как алеют пятна от пальцев Родрига. Совсем скоро проступят явные синяки. Вернула рычажок на место и замерла, пока не готовая вернуться на вечеринку к Дарле и ребятам.
– Запомни эту ярость. Прочувствуй до конца и смирись с ней. – Маг смерти остановился позади.
Отражение Лефевра в зеркале задрожало, будто раздваиваясь.
– Смириться? – сдавленно спросила я.
– Да. Говорят, гнев ослепляет и разъедает. Но так происходит не всегда. В правильных дозах ярость придает решительности, награждает смелостью и избавляет от сомнений.
Наверное, его слова должны были меня успокоить, но вызвали обратный эффект. Может, я вовсе не их желала услышать…
Разве со всем можно смириться?! Укротил ли ты свой гнев?
После рассказа Горидаса множество вопросов поселилось в моей голове. Я желала задать каждый и не могла…
Лефевр ненавидит жалость, а я не смогу ее скрыть. Отчетливо понимала, что в том поместье погибло несколько невинных людей, но мне все равно было жаль того мальчика, пережившего смерть отца.
– Что рассказал обо мне твой надзиратель? – Парень будто читал мои мысли.
Я моргнула, понимая, что уже довольно долго стою без движения.
– Ничего, – отозвалась я. – И он мне не надзиратель.
– Я зову вещи своими именами. Прекрасно вижу, как он на тебя смотрит…
– Ты правда можешь сломать тому парню пальцы? – перебила я Даниэля.
– Да, – помедлив, многозначительно ответил он.
Послышался скрип – кажется, кто-то с другой стороны пытался войти.
– Ты заперся? – удивилась я, развернувшись к Даниэлю. С ним было спокойнее, увереннее, я не тонула в собственной панике.
– Сегодня здесь слишком много народу.
– Это точно.
Опустив взгляд и глубоко вздохнув, я неожиданно призналась:
– Самое паршивое, что какая-то пара фраз вывела меня из себя. Они до сих пор звучат в моей голове.
– И какие же? – В голосе Даниэля звучало неиссякаемое спокойствие.
Мне было стыдно. Я сгорала от ярости и смущения одновременно. С каких пор меня волновало, что подумает обо мне некромант?
Сегодня… сегодня все изменилось. Может быть, я не доверяла ему сейчас, но готова была приглядеться.
Слова, звучавшие в голове, ожили, транслируемые моим охрипшим голосом. Мне снова становилось дурно.
Я сильная, просто немного запуталась.
– Разве это имеет значение? – Его глаза становились похожи на темный бархат. – Ты – это ты, она – это она.
– Как же ты беспечен!
– Я не беспечен, но содержание волнует меня гораздо больше.
Рука Лефевра медленно прикоснулась к моей, а пальцы стали выводить невиданный узор на тыльной стороне ладони.
Я замерла, опять плавясь изнутри. Но в памяти вновь услужливо всплыло лицо Рафала, заставив вздрогнуть.
Моя ладонь выскользнула из ладони некроманта, оставив пустоту и лишь усилив болезненную потребность в его близости.
Это походило на бред, словно медленно сходишь с ума, но тот поцелуй, прикосновения в кабинете магистра что-то изменили, будто мы прошли точку невозврата.
Я даже стерпела высказывания о своей несообразительности, оставив себе обманчивый путь отступления.
Шумно дыша, я повернулась к некроманту. Лефевр – сосредоточенный, холодный, держащий все под контролем, даже теперь он оставался собранным.
– Хочу кое-что попробовать, – прошептала я, чувствуя прилив жара.
