— Томас! Томас! — вновь звонко крикнул Витя. — Где ты? Иди сюда! — и свистнул.
Пес не появился.
— Дед, что это с ним? На голос не отзывается. Ну-ка, позови ты.
Илья Андреевич вытряс пепел из своей старой трубки, посмотрел на темнеющее небо, на горизонт. Илья Андреевич прекрасно знал, что стоит взобраться на холмы, как сразу же откроется бесконечная панорама, будет видно темно-свинцовое осеннее море, уходящие под утлом к берегу свайные волноломы. Он приложил руки ко рту и своим надтреснутым, уже несильным голосом прокричал:
— Томас, ко мне! Томас, ко мне!
Послышалось какое-то рычание, затем далекий глухой лай.
— Бежит, — сказал Илья Андреевич и принялся набивать трубку душистым табаком.
Вите дым не нравился, а вот как пахнет свежий табак он любил.
— Дед, дай понюхать, — обратился внук.
— Подойди, понюхай, — старик развернул кисет.
Мальчик сунул в него нос, а затем принялся чихать.
— Да постучи же по спине, дед. От этого твоего табака…
— Ты же сам просил, — рассмеялся Илья Андреевич. — Ладно, пойдем искать пса.
Он взял Витю за плечо и они двинулись по сухой траве, то спускаясь в низины, то выбираясь — туда, к холмам, где начиналась территория когда-то аккуратно огороженная проволокой, а сейчас лишь обозначенная покосившимися бетонными столбиками с табличками.
Вновь послышался лай.
— Томас! — крикнул Илья Андреевич, а Витя, сунув пальцы в рот, звонко свистнул.
— Сюда, сюда, скорее!
Когда мужчина и мальчик добрались до густых зарослей колючего кустарника, Илья Андреевич остановился и тяжело перевел дух.
— Ну и забрели мы с тобой, Витя, сегодня черт знает куда. Уже и поселка не видно.
— Как это не видно, дед! Вон огоньки, видишь?
— Где?
— Вон, вон, — мальчик показал рукой на едва заметную цепочку мерцающих огоньков.
— А, вижу.
Шагах в пятидесяти от них послышалось рычание, тявканье, какая-то возня, затем Томас протяжно заскулил, завыл и вновь зло зарычал.
— Что это там? — спросил мальчик, прикладывая ладонь к уху.
— Да черт его знает! Может кота какого ловит, они здесь бегают, на мышей охотятся.
— Нет, дед, ты что! Разве на котов он так рычит? Он же их не боится.
— Томас никого не боится.
— Но рычит по-странному.
— Может залез куда под камень, кот чертов, а Томас достать его не может.
— Жалко кота, — сказал мальчик.
И вдруг послышался жуткий громкий вой, затем тявканье, рычание, треск ломаемых кустов.
— Пошли за мной! — закричал Илья Андреевич, хватая Витю за плечо и таща вперед. — Скорее, скорее, что-то там неладное! Бегом!
Они стали продираться сквозь колючие кусты, которые царапались, цеплялись за одежду. Витя прикрывал лицо как мог и едва поспевал за дедом.
— Томас, сюда, ко мне! Назад! Фу! Фу! — кричал Илья Андреевич надсадным треснутым голосом, он боялся, что Томас напал на какого-нибудь бомжа. — Иди сюда!
А в кустах продолжалась возня, страшное рычание, тявканье и раздавались непонятные клокочущие жуткие звуки. Для того, чтобы подобраться к тому месту, где рычал и тявкал Томас, надо было перелезть через глубокий овраг. И Илья Андреевич с внуком растерялись.
Они испуганно озирались по сторонам, не зная куда направиться, чтобы скорее попасть на ту сторону.
А пес продолжал рычать. Затем вдруг жалобно трижды тявкнул и завизжал тонко, надсадно и жутко. И тут же послышался хрип, густой, басовитый, ни на что человеческое не похожий.
— Пойдем вниз, — бросил Илья Андреевич и спрыгнул на дно оврага.
Мальчик помедлил, метнулся в сторону, словно бы собираясь с силами, затем прыгнул вниз, заскользил, зацепился за кусты, несколько раз перевернулся, покатился по сухой колючей траве и тут же вскочил на ноги.
Дед стоял рядом, прислушиваясь к тому, что творится в зарослях кустарника. А оттуда раздавалось глухое придавленное рычание и очень странные звуки, словно бы кто-то ломал толстые сырые палки. Противно-скрежещущий хруст раздавался из зарослей.
— Давай, давай, Витя, скорее, скорее! — старик с мальчиком принялись выбираться из оврага.
Наконец, перепачкавшись с ног до головы, они сумели это сделать. Илья Андреевич за руку втащил Витю на край оврага.
— Пошли быстрее!
Витя на всякий случай прихватил большой камень, как ему казалось очень большой. На самом же деле камень оказался чуть больше яблока. Илья Андреевич держал перед собой крепкую суковатую палку, с которой он всегда ходил на прогулки. Палка кое-где была погрызена Томасом, ведь Илья Андреевич бросал ее в высокую траву, а пес приносил ее назад.
— Томас! Томас! — уже не на шутку испугавшись выкрикивал Илья Андреевич.
— Томас! — вторил ему Витя и несколько раз попытался свистнуть. Но то ли пальцы были перепачканы землей, то ли рот полон слюны, свистнуть ему не удавалось.
Наконец они добрались до того места, откуда совсем недавно слышались страшные звуки. Огромный дог лежал на небольшой песчаной поляне. Илья Андреевич опустился на колени и приподнял голову пса. Та повернулась легко — так, словно не было позвоночника, — пасть оскалена, глаза пса вырваны. Так же был разорван и его живот. Ошметки внутренностей лежали на песке. Томас был мертв.
Что-то грузное и большое зашуршало, зашелестело в кустах.
Воцарилась жуткая тишина.
— Что с ним, деда? Что? — воскликнул мальчик, затем увидел сизоватые внутренности, кровь, огромную зияющую рану на шее пса и как-то странно, словно бы мышь, запищал. А затем поднялся с колен и испуганно огляделся по сторонам, завертелся на одной ноге.
— Сволочи! Сволочи! — закричал мальчик и бросил камень в кусты, в ту сторону, где слышались треск и шелест ветвей кустарника. — Что это, дед? Что это?
Глаза Ильи Андреевича Самсонова были широко открыты и полны ужаса. Его рот кривился, руки дрожали.
Он морщился. А затем отвернулся, прополз несколько шагов на коленях и его начало тошнить. Витя смотрел на своего деда, на его спину и плечи, судорожно вздрагивающие.
А Илью Андреевича рвало. Время от времени Витя слышал голос:
— Господи, господи, да что это? Да что это такое?
Будь ты неладен, фашист чертов!
К кому относились эти слова Витя прекрасно понимал. Но кто здесь, на пустыре мог растерзать их огромного восьмидесятикилограммового Томаса мальчику было абсолютно непонятно. Медведи и тигры здесь не во" дались, это Витя знал наверняка. Значит, человек.
