— Да погоди ты, давай подгребем! — сказал Свиридов, заметив, что на воде покачивается еще один, всплывший из воды череп.
— Всплывают и всплывают.
— Сколько же их там?
Паша подцепил его веслом. Бородин подгреб поближе к остову станка и череп оказался на защитном кожухе. Из него с журчанием вытекала вода, а Свиридов любовался на свою работу.
— На тебя, Серега, похож!
— Да, в таком виде все люди — братья, и белые и черные.
— Вот еще один выловили. Не бойся, — обратился Паша к Гетману, — это черепа заключенных концлагеря, которые работали на подземном заводе. Потом, когда в них отпала надобность, их затопили вместе с заводом.
Среди них тоже были шустрые, которые умели всплывать, но только хрен это им помогло. И этот через пятьдесят лет всплыл. Поздновато, приятель, — и он помахал рукой осклабившемуся в жуткой улыбке черепу.
— Молодой, наверное, был, раз все зубы на месте.
И послушный, если их надсмотрщики не выбили.
Чурбаков с отвращением посмотрел на Свиридова, но не потому, что тот говорил кощунственные вещи, а потому, что тот в какой-то мере предсказывал будущую судьбу Гетмана. А Чурбакову хотелось, чтобы тот хоть на немного оставался в неведении, лелея надежду сохранить свою жизнь.
Плавно покачиваясь, лодка вошла в очередной тоннель. Каменный свод, вырубленный в известняке, подходил так близко к воде, что Свиридову и Бородину приходилось нагибаться. Пару раз лодка даже задела бортом о камень и Гетману подумалось:
«Вдруг резина порвется и мы здесь утонем? Тебе и так конец, — тут же подумал он. — И наверное, будет лучше, если ты умрешь раньше. Меньше мучений».
— Ну вот, мы и приехали, — Чурбаков неловко соскочил на камень и потянул лодку за привязанный к носу тонкий канат со вплетенной в него красной нитью.
О Гетмане на какое-то время словно бы забыли. Он лежал на дне, чувствуя под собой острые грани колотого камня.
И вдруг вспыхнул свет — яркий, пронзительный, тут же заставивший закрыть веки. Но все равно он слепил.
Аркадий Петрович видел лишь красную кровяную поволоку. В центре каменной выработки под самым сводом висел строительный прожектор как минимум с тысячеваттной лампочкой. Возле него струился пар. Половину выработки занимала ровно забетонированная площадка.
Над ней возвышалась металлическая конструкция, напоминающая букву "П" русского алфавита, но с очень длинной перекладиной.
Когда Гетмана выволокли из лодки и поставили на ноги, он, прищурившись от яркого света, огляделся. Наверху металлической перекладины виднелись ржавые стальные кольца. На паре из них покачивались от сквозняка обрывки веревок. И только сейчас Аркадий Петрович понял что напомнила ему эта конструкция — висельнику. Да, она вполне подходила для этого дела — высота метра три.
Невдалеке от виселицы стоял стол, старый, с облезшей краской, штук пять стульев — тоже почтенного возраста.
— Садись, урод! — Свиридов ногой подвинул стул Гетману и тот опустился на него.
Мокрая одежда быстро стыла на сквозняке, и Гетман дрожал от холода.
— Не ждал, а, Аркаша? — усмехнулся Чурбаков, открывая металлический ящик, висевший на стенке.
Дверцу украшала готическая вязь, абсолютно не поддающаяся прочтению славянскому глазу. На столе появилась бутылка водки и четыре стакана. Свиридов свернул пробку и разлил водку на три порции. Четвертый пустой стакан протянул Гетману.
— Ну что, согреемся, ребята?
— Неплохо после дела.
— Дело только начинается, — Чурбаков взял стакан и подмигнул Гетману. — За твое здоровье, Аркаша!
Тому хотелось плюнуть в лицо Чурбакову, выплеснуть на него все ругательства, какие он только знал.
Но Аркадий Петрович сдержался. Он понемногу начинал приходить в себя и ему не хотелось лишний раз испытывать терпение своих мучителей.
Выпив водку, Чурбаков с деланным изумлением посмотрел на Гетмана:
— Ай, яй, яй! Тебе забыли налить! Какая досада! Хочешь? — и он взял бутылку, занес ее над стаканом.
— Да, не помешало бы, — пробормотал Гетман.
— Ты уж извини, но порядок у нас здесь такой, как в ресторане. За все услуги, которые тебе предлагаются, ты должен платить. Знаешь сколько стоят здесь сто граммов водки?
Гетман плотно сжал губы, боясь, что у него сейчас изо рта вырвется непристойное ругательство.
— Один глоток водки, даже не сто граммов, стоит здесь пятьсот баксов. Скажешь, дорого?
— Тогда походи по базару, поищи подешевле, — мужчины захохотали.
— Ну, так как, покупаешь?
— У тебя моих полмиллиона, — отозвался Гетман.
— Твоих? — Чурбаков приложил раковиной ладонь к уху, будто бы плохо слышал. — Чьих, чьих, ты сказал?
— Подонок, — очень тихо проговорил Гетман, но его услышали.
— Ах, вот как! Ты еще хамишь? Придется поднять для тебя расценки. С этого момента водка для тебя стоит штуку баксов.
Гетман не мог понять издевается ли Чурбаков, или говорит серьезно.
— Ты, приятель, по-моему, чего-то не догоняешь.
Если хочешь жить, то оплати.
— Вы же знаете, — Аркадий Петрович с трудом ворочал языком, холод сковывал его тело, — что больше денег у меня нет. Вот эти — все, что у меня было.
— Неужели в кармане ничего нет? Можно я посмотрю? — спросил Свиридов.
Чурбаков кивнул. На стол легло мокрое портмоне.
Паша брезгливо вытащил из него пачку денег — часть российскими, часть зелеными купюрами.
— Тут ему на пару глотков хватит, — радостно сообщил он и подвинул деньги к Чурбакову.
На дне стакана заплескалась водка. Гетману показалось, что она искрится не хуже бриллианта. Дрожащими руками, скованными наручниками, он поднес стакан ко рту и сделал судорожный глоток — один, второй.
На счет того, что деньги, которые лежали в портфеле, последние, Гетман лукавил. Он собрал почти все, что у него было, но оставалось еще триста тысяч, скрытых от налоговой инспекции, пока еще не легализованных, если не считать оборотных средств зарезервированных на счетах «Золотого дуката».
— Так говоришь, нету больше?
Гетман кивнул. Водка придала ему сил, водка немного согрела.
— Жаль тебя. Значит, сдохнешь с голоду. Придержи-ка его, — попросил Бородина Чурбаков.
Он навалился на Гетмана сзади так, что тот не мог шелохнуться.
— А я тебе не верю, — весело проговорил Вадим Семенович, пригнувшись так, что его нос почти касался носа Гетмана, — не верю и все тут!
— Чем поклясться?
— Кровью. Кровью поклянешься, Аркаша. Неужели мама тебя не учила, что обманывать нехорошо, особенно старших и сильных?
