Но Шеришевский оказался на месте — маячил в окне. Комбат посмотрел на дом, где была квартира коллекционера, причмокнул языком:
— А вот здесь неплохо было бы площадку выкупить и сделать квартиру. Слушай, Исакович, ты случайно не знаешь сколько бы она могла стоить?
— Я думаю, квартиры здесь дорогие, все-таки центр.
Потолки высокие. Тысяч под триста будет.
— Фигня, — Рублев сказал это так неопределенно, что Пигулевский не понял о чем собственно речь: то ли о квартирах, то ли о деньгах.
— Тысяч триста говорю, Борис Иванович.
— Чего так дешево? Скидка — клопы и тараканы в доме водятся?
— Кому дешево, а как мне, такие деньги и не снились.
— Тебе не снились, а мне надоели, — сказал Комбат.
Джип подкатил прямо к подъезду, заехав широкими колесами на бордюр.
— Здесь, что ли? На каком этаже?
— В доме лифт есть.
— А мне все равно. Я могу и пешком, не гордый.
— Этаж второй, — сказал Пигулевский.
— Ну, пойдем, ребята!
В окне исчезло лицо Шеришевского, бледное и чуть-чуть испуганное.
Комбат подмигнул своим ребятам, дескать, будьте наготове, ожидать можно всего, чего угодно. Хотя и Подберезский, и Альтов были готовы к любым неожиданностям.
Поднялись. Дверь квартиры была уже открыта.
— Вот это Станислав Борисович Шеришевский, а это Борис Иванович Рублев, бизнесмен, наш гость.
— Очень приятно, — раскланялся коллекционер, — проходите, пожалуйста.
— Взаимно.
Комбат недовольно огляделся по сторонам, будто ожидал подвоха. Но в квартире царили тишина и полумрак. Вообще, у Шеришевского, как и у любого коллекционера, шторы на окнах были всегда закрыты, чтобы свет не портил картины, рядами висящие на стенах.
— Проходите в гостиную.
Вначале вошел Подберезский, за ним Комбат, а замыкал шествие Альтов.
— Знаете, Борис Иванович, — сказал Шеришевский, — я хотел бы переговорить с вами с глазу на глаз.
— С глазу на глаз? У меня секретов нет.
— Но так, знаете ли, будет мне спокойнее, — и он покосился на Пигулевского.
Тот согласно закивал.
— Да-да, Борис Иванович, такие уж люди коллекционеры, они всего боятся.
— Чего меня бояться? Я что, кусаюсь? Ну, хочешь, так хочешь — с глазу на глаз. Пошли. Куда ты меня поведешь?
— Проходите в кабинет. Может, коньяка?
— Нет, пить я не хочу. Показывай, что у тебя есть.
Шеришевский аккуратно прикрыл за собой дубовую толстую дверь и начал издалека:
— Вы слышали что-нибудь о «Янтарной комнате»?
— О чем, о чем? — переспросил Борис Иванович.
На самом деле он кое-что слышал, но решил изображать из себя простака до конца.
— Известная вещь.
— Это что за комната, из янтаря, что ли?
— Да, из янтаря.
— Слышал. Так ее же украли фашисты — по сей день найти не могут.
— Оно-то так. А вот скажите, если бы вам ее предложили, вы бы ее купили? — Шеришевский исподлобья взглянул на Комбата. У того на лице появилось вначале замешательство, а затем широкая улыбка почти на все зубы.
— Без вопросов, любезный. Правда, смотря сколько она стоит. Ведь насколько я понимаю, стоит она немало, и места много занимает.
— Так-то оно так, но если быть откровенным, то эта комната вообще не имеет цены.
— Подробнее можно? Конкретнее? Я вообще, знаете ли, люблю конкретно, четко и определенно.
Станислав Борисович подошел к книжной полке, вытащил толстенный фолиант, развернул и положил на стол.
— Вот, полюбуйтесь.
— А чем здесь, собственно, любоваться? — хмыкнул Комбат, проводя пальцами по гладкой странице.
— Это цветная реконструкция с черно-белых снимков и гравюр.
— Понятно, что дальше?
— Это очень ценная вещь.
— Сколько она стоит, эта ваша комната?
— Я не являюсь ее владельцем, но я знаю людей, которые имеют к ней отношение. Дело вот в чем, Борис Иванович: это подсудное дело, ведь «Янтарная комната» является достоянием государства, которое похитили фашисты.
— Вот уже эти немцы, вечно мне дорогу норовят перебежать! Так она есть или нет? — наконец спросил Комбат, глядя прямо в глаза Шеришевскому.
Тот склонил голову на бок, сцепил пальцы. Хрустнул суставами.
— Она существует, не могла же она раствориться в воздухе? Такие вещи на помойку не выбрасывают, от пожаров хранят бережно, а если уж прячут, то — надежно.
— Так значит она есть?
— Есть, есть.
Шеришевский огляделся по сторонам, затем вытащил из книжного шкафа завернутую в ткань панель, бережно, как ребенка, развернул, смахнул пылинки, зажег лампу, направил луч света на инкрустацию, чтобы отблески горели в толще янтаря, и сказал:
— Вот кусочек этой комнаты, маленькая частичка.
— Откуда я знаю, может, ты склепал ее сам?
— Нет, что вы! Вы можете позвать экспертов. Хотя лучшим экспертом в этом деле являюсь я. И коль уж говорю, что это подлинник, так оно и есть.
— Не врешь?
— В делах лучше правду говорить, за такие деньги голову точно оторвать могут.
Комбат послюнил палец, провел по гладкому полированному янтарю.
— Блестит! — буркнул он и самодовольно хмыкнул. — Как настоящая блестит! Блин, даже у директора такой нету.
— У какого директора? — задал вопрос Шеришевский.
— У директора алмазных приисков. Это мой конкурент. Сволочь невероятная! Денег не мерено, а алмазов так вообще не счесть. Наверное, в трехлитровых банках, хранит, сволочь, фашист переодетый! Вот уж гад. И подкопаться к нему никак нельзя. Ни ФСБ, ни ФСК — никто его сколупнуть не могут. Сидит, как пень дубовый, и все под себя гребет. Я с мужиками пытался его тряхнуть, да ничего у нас не вышло. А где эта знаменитая комната находится?
— Ну, знаете ли… — Шеришевский даже прихлопнул в ладоши, — вы такие вопросы задаете…
— Понимаю, вы пока не подследственный, а я не следователь. В общем, как я понимаю, она есть.
— В общем-то да, — весьма уклончиво покачал головой Шеришевский и кивнул. — Если хотите, я могу вас свести с ее хозяином.
— Слушай, любезный, — Рублев набычился и даже покраснел, — ответь мне на один вопрос: а меня за задницу вместе с комнатой не возьмут?
— Если аккуратно, то не возьмут, — ответил Шеришевский, морщась от прямоты вопроса.
