Клин клином вышибают, так ведь? С другим…
Им стал коллега, напарник. Во время трагедий и лишений многие искали близкого тепла, стремясь забыться в нем, хоть на мгновения изгладить из памяти неотвратимый ужас, в котором мы жили. И мы с ним тоже… попытались. Но увы…
Его губы не манили желанием, руки не опаляли страстью, а объятия не дарили тепла. С ним было так же холодно и одиноко. Даже хуже… Было противно! Невыразимо отвратительно от мысли, что он не… Муэн. А я могла быть только с ним, любить только его. И никого другого. Осознав это, ушла. И больше не экспериментировала, продолжая замерзать в холодном коконе одинокого отчаяния и тоски.
От будущего ничего хорошего уже не ждала. Замкнулась в себе, ожесточилась. Впитывая горе и страдания других, все сильнее ощущала свою вину за то, что испытала счастье рядом с ним, рядом с врагом. Дошла уже до того, что мечтала, жаждала его смерти! В этом мне виделось избавление… лично мне. Поэтому на вызов командующего гарнизоном отреагировала безразлично, меня нечем было пугать, самого дорогого уже лишили. Муэн лишил меня сердца, поработив и забрав его с собой.
– Нола, – военачальник выглядел усталым, – насколько я осведомлен о вашей квалификации в академии, в программе обучения была медицинская помощь?
– Скорее уход, квалифицированным медиком я не являюсь, могу оказать лишь базовую первую помощь.
– Но с медицинским оборудованием вы в ладах?
– Конечно, – уверенно кивнула, – нам читали управление технологическими процессами. И практика была после первого курса, так что я успела…
Мужчина тяжело вздохнул.
– Не могу приказать, поскольку вы не врач, но предлагаю… Сегодня в сектор Триады вылетает крейсер-разведчик. Стараемся отправить с ними максимально укомплектованную бригаду медиков, вдруг там есть те, кто выжил два дня назад.
Я сглотнула – этот сектор был соседним – и решилась:
– Я готова. Вдруг в самом деле смогу кому-то помочь…
Или тоже погибну. Уж лучше так.
Думать о Муэне я себе запрещала, подавляла любые воспоминания о нем, решив, что не могу позволить себе любить врага. Это же слабость? Более того, подлость и предательство в отношении людей, чьи близкие погибли в космических сражениях.
А слезы в ночи? В их причине я никому не признаюсь, как и в том, что любовь сделала меня жестокой. Только расставшись с мараном, поняла, что полюбила его. Так, как можно любить только по-настоящему, на всю жизнь.
Но очень быстро пришло осознание, что это невозможно, что я предаю своих близких, свой мир, человечество… Еще в начале войны, общаясь с родными погибших, помогая им, поняла, что начинаю ненавидеть карангарцев, что вижу в них врагов. И в Муэне тоже, в нем особенно. За то, что оказался двуличен, за то, что причинил вред, за то, что руководил передовыми силами противника. И заставил меня чувствовать себя предательницей, ощущать вину перед людьми, что уже лишились родных и лишатся еще…
И страшилась признаться себе в сокровенном: больше всего ужасала возможность однажды получить сообщение… о его гибели.
Можно ли быть более жалкой? Глупой и неверующей? Почему сердце не принимает то, в чем уверили разум, – его вину? Его причастность? Почему душа протестует, изводя мукой?
Чем так страдать, неизбежно сходя с ума… Да! Я приветствовала любой шанс оказать помощь, очутиться на передовой, внести свою лепту. Сделать что-то более значимое, чем бестолково ожидать смерти в тоске, омраченной ожесточением и разочарованием в себе и в нем. Я была готова ко всему, даже смогла бы убить Муэна, окажись он рядом. Только бы больше не видеть его ежедневно в сводках и не слышать криков проклинавших его матерей.
Это означало бы убить собственное сердце. Или он уже убил его за меня?
– Собирайтесь, крейсер стартует через пару часов, – вздохнул начальник гарнизона. – И будьте готовы ко всему, мы засекли присутствие карангарских звездолетов неподалеку от нашей базы. Так что живем одним днем и готовимся к обороне.
Поднявшись, по давней привычке коснулась скрытого под одеждой камешка – подарка бабушки. На удачу. Этот жест приносил успокоение и почему-то напоминал о Муэне.
Высокоскоростной крейсер, оснащенный последними боевыми системами, оказался юрким, маневренным. Команда звездолета была разношерстной, состояла в основном из матерых вояк и всех, кто обладал хоть каким-то опытом в медицине.
– Поступим непредсказуемо, – предупредил наш временный капитан, – в лоб не попрем, а обогнем по краю орбиты, вдруг да подкрадемся незаметно… Хотя и крюк сделаем.
Мы не спорили, командир успел доказать свой профессионализм, выведя эскадру из-под удара противника. Хотелось верить, что и сейчас нам будет сопутствовать удача и кого-то из своих мы найдем и поможем им.
Увы, полет прошел неудачно. К территории бывших земных колоний приблизиться мы не смогли – там явно присутствовали чужие военные космолеты. Возвращались удрученные: карангарцы напали, и наши базы оккупированы. Выходило, что мы напрасно потеряли время.
На подлете к базе на Зондере произошло что-то чрезвычайное – на сигналы и запросы звездолета не отвечали. При этом никаких видимых повреждений станции не было, судов противника рядом не фиксировалось. Что стряслось?..
– Сами не поняли, как все произошло, – спустя несколько часов едва ли не шепотом пояснял коллега, когда мы все же решились сесть на поверхность планеты и вышли из корабля. – Они появились внезапно, нас всех разом накрыло – с места двинуться не могли, не то что сопротивляться. Я сразу подумал – все, последние мгновения жизни. А карангарцы покружили вокруг и улетели. Исчезли так же внезапно, как возникли. И отпустило нас только сейчас, даже ответить вам не могли. Так что вы удачно улетели, могло так получиться, что только вы бы и выжили…
Сердце дрогнуло, пропуская удар. Гибель других отзывалась болью в душе, но все же эти люди были незнакомы, жили где-то далеко, здесь же… Беда пришла прямо на мой порог. И как знать, каким станет будущее. Возможно, оно сократится до одного завтра!
Накликала…
Ночью карангарцы появились вновь. Не сказать, что все мы спали; после того испытания, что пережили люди при их визите накануне, нервное напряжение и страх уже не отпускали. Нет ничего ужаснее абсолютной беспомощности, когда ты не способен хоть как-то защищать себя. И Муэн преподавал у нас самооборону, прекрасно зная, что земляне в принципе не способны что-то противопоставить им… Как чудовищно цинично!
В этот раз и мне довелось испытать ощущение парализующей неподвижности, когда ты все осознаешь, все понимаешь, но не способен шевельнуть и пальцем. Меня появление врага застигло в темноте крошечного чулана с подкормками. Там, рухнув рядом с заваленным разными минеральными смесями столом, я так и осталась лежать в одиночестве, беспомощная, не способная подняться. Только слезы текли из глаз, и было страшно… очень.
Не знаю, сколько прошло времени, казалось – вечность, прежде чем неподалеку послышался шум. До этого стояла абсолютная тишина, даже аварийная система не сработала. Но сейчас кто-то был рядом, я чувствовала! В следующую секунду, лучом света выхватив мое скрюченное в странной позе тело, в дверях чулана показался карангарец. Эти шлем и форма были так хорошо знакомы мне по теперь уже прошлой жизни.
