Только один вопрос:
– Саш, почему запрещённые вещества обязательно надо употреблять именно в моей квартире?
– Запрещённые всего-то сорок лет… – стряхивает пепел в стакан для овощных коктейлей.
– Если меня понизят в звании не за мои собственные «подвиги», будет неожиданный поворот…
Алекс совершает непринуждённое движение челюстью, перекатывая сигарету, и окидывает меня исчерпывающим «я этого не допущу».
Знаю уж…
Наверное, я надышался. Потому что внутри сейчас исключительно умиротворение…
18 сентября 2096 года, Ёжик
Не то чтобы исключительно, но всё-таки умиротворение… В конце концов, цветок для Ритки я достал, почти как обещал в детстве – она просила, правда, инопланетный аленький цветочек, а этот – голубой… Но есть шансы, что взрослые девочки уже не обращают внимания на такие мелочи…
Я как зашёл в свою каюту, так и упал в угол и подниматься в обозримом будущем не планирую. Запрашиваю отчёт у робота, занятого ремонтом корабля, а потом отправляю сообщения сразу на все доступные устройства на базе: «Зайди ко мне».
Когда минут через пять Том делает шаг в открытый люк каюты, стучу в стену, материализуя второе кресло, и объявляю:
– Тридцать шесть минут до окончания ремонта твоего корабля. Правда, я бы отвёл ещё несколько часов на тестирование, ну и… останешься завтра на обед?
– Побуду здесь ещё пару дней.
– Хех… зачем?
– Возражаешь? – возится с подголовником, настраивая его на свой нештатный рост.
– Нет, – я и правда не против, – но… зачем?
– Кодекс любителей одиноких странствий, – с грехом пополам победив земляноориентированное чудо техники, выдаёт он.
– И… что это за хрень?
– Тот, кто любит одинокие странствия, всегда понимает: уединение – самая желанная и вместе с тем самая страшная вещь на свете. Поэтому, встречая другого одинокого путника, обязан уделить ему время. А вернее, разделить время с ним.
И, глядя на мои ползущие на лоб брови, добавляет:
– Из детской книжки. Не тулисианской.
– Слушай, ну это же бессмысленно. Да одиноких путника, проводящие время вместе, – по-моему, как трезвенники, сообразившие на двоих.
– Что… сообразившие?
– А-ха-ха… это значит…
– Я уже понял, – сияет от своей лингвистической находки Том. – Но ты не возражаешь?
– Я же сказал, что нет!
– В таком разе как это может быть бессмысленным?
Как это может быть бессмысленным, вполне понятно, но расслабленное состояние не предполагает мотивации ввязываться в нескончаемый диалог… Забавно… У меня уже есть друг, продолжающий подкалывать не только через двадцать лет, но и через двадцать световых лет; подруга, находящаяся в непрерывном поиске неприятностей; начальник, задавшийся целью не давать мне спать вообще никогда; а теперь Вселенная подкинула ещё и кухонного мудреца. Ну как я могу возражать, ёлки-палки!
И конечно, это происходит обязательно прямо сейчас:
«Тревога! Корабль в подконтрольной зоне!»
Да чтоб его!
Смахивающий на гигантский двухэтажный кадиллак звездолёт, тихий ход и нескладное послание на морской азбуке… Ясно.
– Это ахдирцы, Том, опять у них траблы с идентификатором. Можешь с ними… побеседовать? Ну мало ли. Ты всё-таки язык знаешь. Вот, по пунктам, – скидываю стандартные запросы на экран, отъезжая в кресле. – Не волнуйся, я потом удалю диалог из архива.
– Не волнуюсь – уже смирился: нас вместе направят под трибунал, – он долю секунды притормаживает – и начинает бодро генерировать текст по-ахдирски.
Тимбилдеры на Земле называют это делегированием полномочий. И оно мне всегда давалось не особенно легко… Но вот именно сейчас, когда я ужасно устал, но доволен прошедшим днём, нахожусь в эйфории от прерванного одиночества и, главное, как раз когда делегировать полномочия – просто недопустимо, вот именно сейчас я не испытываю ровным счётом никакого беспокойства и даже отчаливаю в релаксационном кресле в главный отсек – вообще не видеть этих набивших оскомину допросов инопланетян.
Отключаю трансляцию происходящего в моей каюте. И закрываю глаза.
Через несколько минут Том присоединяется ко мне, почти беззвучно прошуршав колёсами по гладкому полимерному полу.
– Они не заметили, что ты понимаешь свой текст? – интересуюсь, открыв один глаз.
– Скажешь тоже! Нет конечно! Мне в этом равных нет! Никто никогда не поверит, что я понимаю свой текст!
Прикусываю краешек губы, чтобы улыбка не расползалась слишком уж далеко.
– Ну и… как?
– Надо полагать, всё в порядке. Любопытно, а что это у вас здесь – где грива лошади нарисована? – подъезжает к стене и указывает на секцию условного шкафа.
– Шахматы лежат.
– О…
– Умеешь играть?
– Нет, но хочу попробовать!
– Ну… будет неинтересно… Ладно, хотя бы правила узнаешь. А я повышу свою самооценку, а то у нас с напарником счёт 1123:1098 в его пользу… – бубню, перемещаясь к шкафу и извлекая доску из сектора, отмеченного застывшими как памятник вечной победе Серёги числами.
– Ах вот что это за цифры! А я-то вообразил, будто вы делаете ставки на скачках робоконей…
– Так, – назидательным тоном начинаю я, выпихнув из подполья обеденный столик и разложив на нём антикварную деревянную доску – один из немногих предметов, находящихся на базе исключительно ради земного антуража, – запомни: справа от тебя всегда должно быть белое поле.
– Ясно! – оживляется тулисианец. – А что будет, если сделать наоборот?!
– Будешь играть… не в шахматы.
– А… во что?
– Том, ты издеваешься? Слушай молча.
Занудно объясняю правила игры, периодически грозно посверкивая глазами на будущего соперника, нет-нет да и вставляющего между репликами наполовину проглатываемое «А что если наоборот?». Более-менее терпеливо дослушав азы, он всё-таки не выдерживает и срывается на длинную тираду, предлагая четыре варианта альтернативных правил для рокировки.
– В общем, Том, ты для начала попробуй разобраться с тем, что мы тысячи лет сочиняли, а потом доколёбывайся до меня. Твой ход.
– Надо полагать, наиболее благоприятные начала игры просчитаны…
– Е2-e4, – выцеживаю сквозь зубы.
И он уже безо всяких вопросов моментально переставляет пешку на доске.
Партия превращается в предсказуемое времяпрепровождение… Уровень владения игрой не даёт мне развёрнуто отвечать на вопросы, рвущиеся из охваченного новой концепцией разума противника, а его ходы достойны пятилетнего ребёнка, да ещё и прикрываются соответствующими комментариями. Упорно возвращаю их, поначалу даже более-менее терпеливо объясняя, почему они никуда не годятся.
