– Именно так! Особое блаженство.
– Кстати, забыл спросить: лингвистический релятивизм – получается, односторонняя штука? То есть ты меня понимаешь, а я тебя – нет?
Почти набравший прежний темп ходьбы Том притормаживает, заинтересованно меня рассматривая:
– Надо думать, не совсем… Я же тебя не только понимаю, но и… воспринимаю.
– То есть… отражаешь?
– Нет, я имею в виду не влияние, а… заложенную возможность.
– Мда, почти понял… Но! Тебе трудно подбирать слова! – радуюсь я. – Ещё чуть-чуть – и система будет взломана.
– Самонадеянно, – фыркает Том, – но… может статься.
Кое-что по-мирабилиански, между прочим, я запомнил, но отчётливо произнести такое не смогу, должно быть, и через месяц тренировок.
***
Озеро выглядит странновато: здесь никого нет, кроме нас, несмотря на летний день и огромный пологий пляж. Может, на Мирабилисе не принято купаться в озёрах – или вообще опасно? Но и в городе никого не было, кроме компании, порождённой спонтанно активировавшейся чехоязычной зоной мозга Тома…
Я не слишком долго размышляю об этом – загораюсь идеей сотворить скатерть-самобранку для пикника. Никогда бы не подумал, что буду заниматься такими вещами при таких обстоятельствах – расстилаю на приглянувшейся плоской площадке белоснежную простынь и художественно раскладываю на ней фрукты, водружаю холодильник с лимонадом и расставляю стеклянные фужеры, трижды сменив их форму в процессе.
– Антик-муар с мармеладом… – комментирует Том.
Ещё одна доисторическая формулировка – такими темпами он скоро по-старославянски заговорит. Растянувшийся на траве Алекс закатывает глаза вместо меня.
– Без мармелада на самом деле, – спохватываюсь я, – на, держи.
Протягиваю банку клубничного джема и шёпотом добавляю:
– Можешь напомнить, почему я должен быть уверен, что ты вправду существуешь? Не только здесь, а вообще?
– Опять за своё! – всплёскивает свободной от варенья рукой Том. – Мирабилианец есть мера всех вещей, вот почему!
– Да уж… именно что мера… всех безумных вещей… например, эта… эта… – кручу пальцами, вылавливая в мозгу слово.
– Околесица, – подсказывает он.
– Да! Околесица, которая сейчас происходит, похожа на мирабилианца в сотой степени…
– Или наоборот… – отставляет банку на скатерть, напряжённо вглядываясь мне за спину. – Вот тебе и раз…
Оглядываюсь – к нам направляется местный житель в полосатом одеянии, машет Тому и возбуждённо тараторит.
Тот резко хватает меня за плечи, разворачивая к себе лицом:
– Кое-что вышло из-под контроля… Надо думать, силовое поле, оберегающее зону, на долю секунды отключилось. Этого, видно, оказалось достаточно… для последствий. Моя квартира защищена отдельно, но туда надо попасть…
– Ты… хотя бы сейчас там? – выдыхаю я.
– Да. Но не смогу отпереть люк. Как у тебя с бегом на короткие… расстояния?
– С бегом – прекрасно, с выламыванием инопланетных дверей – не очень…
– Ломать не нужно. Который час?
– Ну, на моих должно быть где-то полвосьмого вечера, а на мириабилианское так сразу не переведу, извини уж… – отвечаю не глядя (потому что внутренний хронометр у меня и правда есть, и обычно не подводит). – Во всяком случае, на безумное чаепитие мы давно должны были опоздать…
– И зачем тебе, к слову, нужны часы? – интересуется Том шутливо-вкрадчивым тоном, кивая на мою руку.
Мысленно проследив линию, намеченную этим жестом, через силу делаю вывод, что я всё-таки идиот. Едва заметно опускаю веки:
– Для понта.
Подчёркнуто моргает в ответ и быстро сообщает:
– Считай до трёх.
29 марта 2099 года, опять Мирабилис, надеюсь
На счёт три я оказываюсь на стуле в том помещении, откуда всё началось, стремительно возвращаю себе ориентацию в пространстве, стараясь не искать здесь никого взглядом, подскакиваю к выходу, молниеносно распахиваю дверь, что есть мочи бегу по лестнице наверх, сворачиваю в коридор и прикладываю запястье к сенсору: конечно, как и предположил на Ёжике, в часы встроен идентификатор. Я думал тогда, от чего он: от сейфа, от хранилища данных, просто индивидуальный… Эта мысль показалась нелепой. Базы ничего не дали. Но, выходит, пришелец с чужой планеты, немного поболтав о том о сём, просто выдал мне свой ключ от всего. Ничем не рисковал, конечно. Формальная вежливость – симметричный ответ.
Трапециевидная дверь за мной защёлкивается сама. Что дальше?
– Том! – бегу в комнату, которая вроде бы служит кабинетом хозяина квартиры, и не ошибаюсь: он валяется на полу, то ли без сознания, то ли в полудрёме.
– Том! – понятия не имею, что теперь делать… стоит ли будить его каким-нибудь физическим воздействием…
К счастью, он открывает глаза сам:
– Отлично! – резво подпрыгивает к компьютеру, на котором запущена система наблюдения за территорией нижних этажей. Помимо видео, отображается куча каких-то непонятных графиков.
– Как ты здесь оказался, мы же были вместе внизу, когда это случилось?
– Трудно сразу находиться в двух местах, но дойти до своего дома обычно получается даже во сне…
– Как ты понял, что…
– Тот мирабилианец на берегу… мой коллега. Он был в лаборатории в соседнем флигеле, когда это произошло. Отследил передвижения источника и вовлёкся сюда, сообщить мне. Сейчас запущу оповещение о нашей проблеме. Сначала надо вытащить Крифа – поможешь?
– Как? – развожу руками.
– На балконе стоит изолированный кар. Сначала летим к источнику, он отправляет меня в иллюзию. Мы называем её Миражом, и самого его – тоже так. Я перебрасываю Крифа обратно в лабораторию, а ты, убедившись, что Мираж ушёл (на месте он не останется), подбираешь меня (не бойся, я смогу сам залезть в машину) и летишь сюда. Как только Криф вернётся, будишь меня. Всё понятно?
– Э… Как у тебя получается вытаскивать всех оттуда? И кто тебя будит обычно? У Крифа есть ключ?
– Телепатия. Проделываю то же, что источник, только в обратную сторону. И не теряю связи с действительностью. Обычно будит мой компьютер. Но за графиками всегда кто-то следит через общий доступ. И, само собой, у Крифа есть ключ. У нас это приобрело характер ритуала, – неловко подмигивает мне.
Почему у него этот жест такой невнятный всегда?.. А остальные – вполне человеческие.
Бодро пересекает комнату. Еле поспеваю следом:
– Я ведь могу не дожидаться, пока источник, или Мираж, или как его там, уйдёт. Он на меня не действует.
– Ваня, – разворачивается посреди коридора, – замедлись! Мы ничего не знаем наверняка.
