– Тебе было семнадцать лет! – чеканит он с вызовом.
– Но там был я… – отрицать себя тогдашнего значило бы отказаться от всех событий тех лет, но это невозможно: всё то немногое, что мне и правда дорого, начинается именно там. – Пётр Николаич…
– Ну?!
– Я не собираюсь сдаваться.
– Ещё бы!
– Но я не знаю, что для этого нужно сделать! – с нотой совсем детского отчаяния вырывается у меня, а потом сразу же: – Чёрт! Я Ритке обещал сегодня в рыжий цвет покраситься!
Гончар качает головой и без видимых причин отводит от меня взгляд. Не раскрывая рта, Том бесшумно покидает кресло полковника и невесомо прикасается к моему локтю.
– Раз уж твой «Гермес» без толку торчит в нашем ангаре, на нём и полетишь в космопорт! Техники на вас не напасёшься! – по-прежнему не глядя в мою сторону, отдаёт распоряжение полковник.
– А в порту можем на мой звездолёт пересесть, – предлагает Том. – Мне с ним спокойнее…
– Точно не развалится по пути?
– Уверяю вас, он ещё лет сто и не подумает этого делать… И, полагаю, можно мне уже теперь вернуть оружие?
– Ага. Ладно. Нечего тут… пошли! – безо всяких патетических напутствий, на которые вообще-то способен, Гончар выпихивает нас обоих в коридор.
Бодро маршируя к западному блоку, отправляю сообщение Алексу:
«Обещал написать, если соберусь ликвидировать Вселенную. Не ручаюсь, что не начну в ближайшие двое суток. Отвези к вечеру Риту в штаб. С Гончаром я договорился».
«А ты?» – без паузы приходит ответ: похоже, Сашка сегодня вообще не спал.
«YILC7824. С Томом. Ловим там расу двадцать шесть».
«Семь футов под килем».
«Я не особенно хотел».
«Не сомневаюсь».
«Алекс, отставить сарказм. Я и так не в круиз собрался, а ты вдобавок разосрался с Томом. Думаешь, мне легко то и другое переваривать?»
«Свяжись со мной из самолёта».
***
– Подозрительно легко у тебя всё складывается. И ловушки на тулисианской базе, и… я. О, угадал! На самом деле только ты и есть, а всё остальное – плод твоего воображения! – ударяюсь в разоблачения, проверяя готовность «Гермеса» к взлёту.
– Ха-ха, а вот это уже классика… И труднее всего опровергнуть, – разглагольствует Том, откинувшись на спинку кресла. – Я и сам не знаю. Но очень надеюсь, что это не так.
– Почему?
Удивлённо вскидывает на меня брови:
– Ну… а как же ты тогда?
Не отвечаю, набирая высоту, а уже через несколько минут, включив автопилот, выхожу на связь с Алексом. В своём рабочем кабинете Тихорецкий как будто погружён в бесконечное множество занимающих всё свободное пространство проекций макетов разной степени готовности – от каких-то фрагментарных чертежей до законченных объектов. Выглядит просто убойно – похож на занятого сотворением мира небожителя. Для полноты картины за ухо у него заткнут изящный золотистый стилус. Не хватает только какой-нибудь белоснежной тоги до земли…
– Ну… – начинаю, стараясь никак не выдать восхищения этой картиной.
– Дорогой Том, я беру свои слова обратно, – глядя прямо на нас, Сашка придаёт губам почти похожие на улыбку очертания.
– Какие именно? – радуется мирабилианец. – О «гастролирующем мозгоёбе» вместе с его «невнятной трихомудией», с которой он сто лет не может разобраться, или о том, что ты не позволишь…
– Алекс! – офигеваю я. – Неужели ты так и сказал?!
– Да, вот эти. Иначе Кузнецов не успокоится.
– Принимается с превеликим удовольствием, – смеётся Том.
– Какого хрена вы тут балаган разводите! И что, интересно, ты ему не позволять собирался?
– Выпиздрючиваться как у себя дома, – хором отвечают два впавших в детство полудурка.
– Я эту фразу даже записал! – радуется Том. – Для Ои.
– Блядь… Давайте придадим инциденту какую-нибудь рациональную форму, иначе я сейчас катапультируюсь с борта, честное слово… Пошли вы все и правда со своей трихомудией…
– Окей. Шансы у него есть. Если усвоит, что здесь – моя территория, – вытаскивая из-за уха стилус, Алекс одним взмахом очерчивает пространство вокруг, насколько может дотянуться. – Ваня, теперь ты перестанешь грозить концом света?
– Ну а меня ничего не раздражает, даже наоборот… – влезает Том.
– Всем давно уже ясно! – затыкаю его я. – Имей совесть, Алекс, он же тебе жизнь спас! И с каких пор это твоя территория? Всю жизнь она моя была!
– Ещё больше мотайся по Ёжикам… Удачи вам, ребята, – многозначительно кивнув мне, сворачивает беседу Сашка. – До связи.
– Да, давай, да… – отвечаю, хотя его лицо уже растворилось в трансляции отгорающего за бортом «Гермеса» рассвета.
***
– А почему мы не можем попробовать им уступить? – допытываюсь у Тома в тесном техническом отсеке древнего мирабилианского звездолёта, куда он всё-таки зачем-то решил наведаться перед отлётом.
– И что тогда будет? – выдвигает он встречный вопрос, вручную сканируя навигационный узел.
Ну-ну… после ремонта и моих тестов на Ёжике готов поспорить, с навигацией у агрегата не будет никаких проблем ещё лет пятьдесят, даже если сам он прогниёт насквозь.
– Мы не знаем, ведь так? То есть мы не можем точно знать, что это плохо…
– Сейчас нас всё устраивает. Вот что важнее. Вот в чём дело. Те, кто думают иначе, уступают.
Перебираемся в рубку.
– Устраивает?! Всё это?! Тебе сто тридцать восемь лет…
– Сто тридцать девять. Да. Устраивает. Не всё. Не важно.
– Я пропустил твой день рождения?!
– Если считать их по-земному, ты сто тридцать девять моих дней рождения пропустил!
– Ну уж… большинство из них я просто не застал!
– Так странно, да?.. – ностальгически посмотрев сквозь меня и добродушно фыркнув, Том стартует так резко, что внутри всё переворачивается.
13 апреля 2099 года, космос
– Ваня! Разлепи глаза!
Оп. Таращусь на экран – соображаю только одно: Солнечная система. Поспать-то почему нельзя?
– Тридцать минут до червоточины. Ты же не собираешься войти в неё в бесчувственном виде?
Блин. Логический анализатор наконец подгружается в сознание. Вот что значит шесть лет просидеть в одной точке космоса.
– Мхы… да, не стоит…
– Тогда побеседуем.
– Ы-ы-ы… Больше всего на свете в последние дни, Том, я хочу – хотя бы ненадолго, немногого ведь прошу! – перестать беседовать с тобой!
