— Ты мне ничего не должна. Природа наших отношений не допускает никаких требований друг к другу.
— Не надо, — приказала я, мои руки сжались в кулаки на коленях. — Не будь понимающим и любезным. Это расстраивает.
Он повернул голову, легкая улыбка играла на его губах.
— Я не был, если это тебя утешит. Я дулся большую часть времени, пока ты была на Мадейре. Нет, лгу. Я бушевал первые несколько месяцев, а затем перешел к дутью.
— Вот почему ты не писал? Чтобы наказать меня?
— Я не писал, потому что ты намекнула мне не делать этого, — мягко напомнил он.
— С каких это пор ты поступаешь так, как тебе говорят? — потребовала я.
Стокер долго смотрел на меня.
— Ты сердишься на меня. Какой новый опыт! Мне доставалось от твоего раздражения, нетерпения, разочарования. Но никогда не наблюдал тебя в гневе. Холоднее, чем я ожидал.
— Может быть еще холоднее. Но я пришла исправить ситуацию, некоторым образом извиниться.
Он изогнул бровь в идеальном подражании Тибериусу.
— За что? За то, что умчалась на Мадейру? За то, что убежала с моим братом? Кажется, у тебя есть привычка сбегать, Вероника.
— Для женщины, склонной сверкать пятками, я, кажется, не забралась чересчур далеко. Я здесь, — возразила я.
В ответ он наклонил голову и изогнул бровь дугой. Это был вопрос и одновременно мерило нашего взаимопонимания — без всяких слов я знала, о чем он спрашивает.
— Не хочу обсуждать с тобой подробности. Но и не хочу быть в ссоре. Итак, давай придем к ясному пониманию. В конце нашего последнего приключения я позволила себе эмоции, более горячие, чем требует мой душевный комфорт. Чувства, которые почти озвучила. Если бы не своевременное прибытие Тибериуса в теплицу, я могла бы сделать признание, о котором сейчас пожалела бы.
Стокер открыл было рот, но я подняла руку.
— Я рада, что пришел Тибериус, рада, что не произнесла то, что готова была тогда сказать. И рада, что поехала на Мадейру. Нам обоим было нужно время, и думаю, все еще нужно.
— Время?
— Да, время, — твердо повторила я. — На протяжении нашего знакомства я ощущала пагубное влияние Кэролайн де Морган на твою жизнь. Какое-то злое присутствие, почти уничтожившее тебя. Благодаря силе характера ты пережил удар в первый раз; и опять-же, заслуга силы твоего духа, что пережил второй. Но я думаю, что ни одна встреча не прошла без шрамов.
Я бросила взгляд на длинную серебряную линию, которая отмечала его лицо. Шрам был оставлен когтями ягуара, но Кэролайн де Морган была столь же ответственна за ущерб, как и обитатель джунглей, ранивший Стокера. Выражение его лица не поддавалось определение, и я продолжила:
— Мы оба признали, что наша связь не похожа на все прежние. Эта дружба, эта странная алхимия, которая нас связывает, слишком прекрасна, чтобы запятнать ее. Думаю, что между нами не может быть ничего большего, пока все призраки прошлого не будут изгнаны.
Стокер выглядел так, словно хотел протестовать, но вместо этого повернул лицо к луне, наблюдая, как серебристо-белый свет играет на черных волнах.
— Что ты предлагаешь?
— Ничего, — сказала я просто. — Я предлагаю, чтобы мы ничего не делали. Мы останемся, как в прошлом, друзьями и коллегами, не более того. Пока ты полностью не оправишься от ран, которые она нанесла.
Его руки сжались, стиснув подоконник.
— Я выздоровел, — решительно отказался от моих претензий он. — Кэролайн ничего не значит для меня.
— Твои костяшки побелели при упоминании ее имени, — отметила я.
С видимым усилием Стокер ослабил хватку, поворачиваясь ко мне, его голос стал низким и опасным:
— Вероника, естественно, я должен питать ненависть к женщине, сделавшей все возможное, чтобы уничтожить меня. Она вышла за меня замуж под ложным предлогом. Совершила прелюбодеяние с моим лучшим другом и бросила меня умирать в чужой стране. Втоптала мое имя в грязь не по необходимости, а с настоящим восторгом. Она олицетворяет все подлое и испорченное в мире, и если ты думаешь, что я не заслуживаю желания разорвать ее кость за костью голыми руками…
Он прервался, его дыхание стало тяжелым.
— Не собираюсь объясняться дальше. Благодарю тебя за визит, но этот разговор перестал быть продуктивным. Спокойной ночи.
Я встала и подошла к двери. Стокер открыл ее для меня, избегая встречаться глазами.
— Ты увидишь, что я права. Ты сдерживал свою ярость слишком долго, яд отравил тебя. Отпусти ее, и ты отпустишь Кэролайн, — произнесла я.
Едва я переступила порог, как он захлопнул за мной дверь. Затем, как будто зная, что я все еще там, Стокер медленно и сознательно набросил засов, не позволяя мне вернуться.
* * *
Бессонная и несчастная, я некоторое время сидела и писала длинное письмо леди Велли. Я была немного обеспокоена тем, что бросила ее так внезапно. Будем надеяться, что обманчиво веселый рассказ о моих путешествиях и уникальной обстановке Сан-Маддерна позабавит ее. Я очень старалась поярче описать людей, которых встретила, и то, что увидела в замке:
«Это удивительно милое, домашнее место для замка. Само сооружение весьма древнее, но интерьер несколько раз ремонтировался. От тюдоровских галерей до якобинской столовой — все именно то, что ожидаешь увидеть в замке. Говорят, от видов острова захватывает дух, но мы ничего еще не видели. Прибыли в темноте, и погода, кажется, меняется чаще, чем денди меняет свои подштанники. Разразилась буря. завывающая вокруг моей комнаты в башне, как банши из легенд. Слава богу, я не нервного склада, иначе спряталась бы под покрывалом до утра, только глаза выглядывают из укрытия».
Я бросила ручку, сделав пометку закончить письмо на следующий день.
Когда я задула свечу, заревел шторм. Где-то в глубине снов я слышала раскаты грома, цимбалы богов, но все же спала. Я проснулась позже обычного. У меня не было ни работы, ни Стокера, требующего внимания, ни собак, ни корреспонденции, ни обязательств. Я поднялась, потянулась и подошла к окну, широко распахнув створку.
Передо мной раскинулось море, переливаясь на утреннем солнце, будто украшенные драгоценными камнями юбки. Вдали три скалы пересекали горизонт, нанизываясь, как бусы на цепочке, и ничего больше, кроме синевы моря и неба, простирающихся до конца вечности. Сильный ветер закрутил воду в белые волны, запах бодрящего морского воздуха пьянил. Я не осознавала в темноте, как высоко мы забрались, и сейчас чувствовала себя на вершине мира, словно могла протянуть руку и коснуться пальцами неба.
Я быстро дописала постскриптум леди Велли о потрясающих видах. Затем вымылась, оделась и, положив письмо в карман, отправилась завтракать. Из комнаты надо мной не доносилось ни звука. Значит, Стокер либо еще спит, либо уже где-то бродит. Дверь Тибериуса была плотно закрыта, но я не постучала.
