— У нас все идеально рассчитано, я точно знаю, когда задать вопрос. Внезапно свечи гаснут, и это выглядит как ответ — что наиболее эффективно при правильных обстоятельствах.
— Вы не использовали эктоплазму, — указал Стокер. — Или вы сохранили это на потом?
Хелен криво улыбнулась.
— Один из руководящих принципов моего успеха: я делаю ровно столько, сколько нужно, чтобы подготовить сцену. Малкольм был и так готов поверить в Розамунду. С моей стороны ничего не требовалось, кроме небольшой игры и свечей.
— И музыки, — напомнила я ей.
Лицо Хелен закрылось.
— Это была не я.
— С трудом верится… — начал Стокер.
Ее пальцы сжались на кошачьей шерсти, вызывая у той бурный протест. Хелен отвела руки, извиняясь перед животным.
— Музыка была кульминацией вашего выступления. Конечно, это было организовано.
— Это наверняка не было, — решительно обрезала она. — Я призналась во всем остальном. Если бы мне удалось это устроить, я бы так и сказала.
— Тогда как это было сделано? — потребовал Стокер.
— Откуда мне знать? — ответила она в отчаянии. — Я была так же удивлена, как и все вы, когда услышала музыку.
— Но вы сразу связали это с Розамундой? — настаивала я.
— Да. Она была единственный музыкант в семье, кроме Люциана. Когда он уехал в школу, музыкальную комнату закрыли, и никто не играл. Но Розамунда попросила Малкольма снова ее открыть, и он был счастлив угодить ей. Она играла часами, сводя всех с ума барочными мелодиями. Я уходила гулять, просто чтобы избавиться от звуков этой музыки.
— И когда вы услышали музыку, вы поверили, что на самом деле вызвали ее призрак? — Думаю, Стокер сделал все возможное, чтобы скрыть скептицизм в голосе, но я услышала его, как и Хелен.
— Я знаю, вы мне не верите, — ее голос слегка понизился. — Но как еще можете это объяснить?
Я бросила на Стокера предупреждающий взгляд и заговорила, прежде чем он успел ответить.
— Вот почему вы купили амулет у Матушки Нэнс?
Она кивнула, подняв запястье, обвязанное цветным шнуром, на котором висел тонкий серебряный медальон с какой-то потертой надписью.
— Это монета, спасенная после испанского кораблекрушения, ее нашли на пляже.
— Довольно неудачно для парня, который носил амулет последним, — хмыкнул Стокер. — Испанские моряки никогда не чувствовали себя спокойно в этих водах.
— Лучше, чем ничего, — ответила она, задирая подбородок.
— Почему вы сегодня пытались покинуть остров? — не отставала я.
— Из-за нее. Если она ходит, кто скажет, кого она посетит? Какой вред она причинит? Она умерла в расцвете сил в день своей свадьбы. Должно быть, она злится, так ужасно злится. — голос Хелен превратился в жаркий шепот, густой от страха.
В Стокере, казалось, зашевелилась жалость. Он приложил утешительно ладонь к ее руке.
— Я уверен, что вам нечего бояться.
Она с благодарностью посмотрела на него, и я решила сыграть роль плохого полицейского.
— А я не уверена, — проговорила я медленно.
Она моргнула, паника вернулась к ней.
— Что вы имеете в виду?
— Если Розамунда возвращается, если ее дух неспокоен, значит, у призрака есть незаконченное дело. Она хочет чего-то. Мести? Чтобы мы знали, как она умерла? Правильного захоронение? Или наказать тех, кто не защищал ее в жизни?
С каждым вопросом я подходила к Хелен, наконец подойдя так близко, что могла видеть, как зрачки ее глаз расширились от ужаса.
— Мертензия, — она взорвалась именем. — Она искала бы Мертензию. Я слышала, как они ссорились в ночь перед свадьбой. В саду. Это было ужасно! Я думала, что Мертензия убьет ее… — Она внезапно оборвала себя, на белом лице горели два ярких пятна.
Я отступила назад, одарив ее утешительной улыбкой.
— Пожалуй, Стокер прав, и вам нечего бояться. Тем не менее, — рассудительно добавила я, — на вашем месте я бы не покидала эту комнату после наступления темноты.
Глава 17
— Это было несколько грубо, — заметил Стокер, когда мы выходили из семейного крыла. — Даже для тебя.
Я ощетинилась — он снова обвиняет меня в бездушном поведении.
— Я не была злой или грубой. А если б и была, она это заслужила. Если меня не подводит память, это ты бесконечно придирался к методам, которыми она спаслась от безысходной ситуации.
— О, я принципиально возражаю против занятия Хелен, но, тем не менее, в ней есть что-то плачевное.
Я ускорила темп.
— Сентиментальность мужского пола не перестает меня удивлять.
— Что такое?
— Ничего, — пробормотала я. — За исключением того, что у мужчины, который пострадал так сильно, как ты, от рук женщин, должен быть иммунитет на женские уловки и хитрости.
— Хитрости! Если ты думаешь, что у Хелен Ромилли есть хоть капля хитрости…
Мы все еще спорили, когда добрались до кладовой. У меня были надежды застать Мертензию в ее логове. Ее там не было, но кастрюля, слегка испускавшая пар на плите, означала скорое возвращение.
Мы провели время, исследуя окружение, и нашли в кладовой много любопытного. Комната была оборудована полками от каменного пола до балочного потолка, охватывающего всю длину стен. На каждой полке толпилось множество стеклянных банок: прозрачных, янтарных, зеленых, и каждая банка наполнена чем-то интересным. Были зелья и отвары, кремы и мази, эликсиры и бальзамы. С балок свисали грозди сушеных трав, в углу стоял прибор для дистилляции меди, а рядом с ним большая раковина. Рабочий стол разместился в центре комнаты, поверхность скрупулезно очищена. За столом висела книжная полка с множеством трав, книг по физике, фармакопеи и флорилегии
[28]. Еще один набор полок содержал ассортимент оборудования, стеклянные мензурки, горшки, ложки, измерительные приборы.
— Будь я проклят, — восхитился Стокер вполголоса. — Это не похоже на кладовую моей няни.
— Я думала, что Темплтон-Вейны могли себе позволить кого-то еще для обслуживания кладовой, — удивилась я, пролистывая книги. Я была все еще раздражена, но любопытство пересиливало.
— Могли, но это была первая должность няни в доме, и она охраняла кладовую как дракон. Если б она увидела такое богатство, то подняла бы святой ад, скандаля с отцом до тех пор, пока он не оборудовал ее кладовую еще лучше.
