– Да, конечно, мама. Ты же знаешь, к тебе я всегда могу приехать.
Они вернулись к окну, и Дана ощутила, что беззвучный крик здесь, у этой картины, всегда бьющий по вискам, стал постепенно отдаляться.
– Ну хоть в этот раз голова не заболела? Я тебе удивляюсь, каждый раз жалуешься, и каждый раз приходишь посмотреть.
– Я хочу понять. За твое здоровье, мамуля.
Сколько Дана помнила, рисование было единственное занятие, которое привлекало маму по-настоящему. Нет, несмотря на отсутствие финансовой необходимости, она даже ходила в офис этой своей конторы, продолжала работать и постоянно сидела за своими переводами. Но исключительно “чтобы быть в тренде”.
А все остальное время мама рисовала. Рисовала пейзажи. Иногда обычные. Иногда необычные. Иногда странные.
Мама никогда не училась живописи. Она до всего дошла сама. “У меня есть внутренний голос. Мой зов”. Так она говорила и рисовала.
Мамины картины имели одну необыкновенную особенность – они все были нарисованы в странном ракурсе. Как будто все виделось ей в полете. В свободном полете, как у птицы. Конечно, люди тоже могут летать на самолетах, дельтапланах или на воздушных шарах. Но картины, которые рисовала Елена, обладали необыкновенной силой, как будто рвались на простор на крыльях, распахнутых крыльях.
Вот, например, этот белый замок, словно вросший в вершину огромной скалы. Этот образ всегда давал ей чувство особенной свободы. Необыкновенное море и необыкновенное небо. Голубое до слез. Как мама смогла это нарисовать? И фигурка, неразличимая с такого расстояния, стоящая на скале в ожидании. То, что человек на скале ждет, она была уверена.
– Идем же.
Она с трудом оторвалась от образа. Жаль, но и сегодня лицо человека внизу она не смогла рассмотреть. Какая же это все была ерунда, бессмыслица.
А сейчас они будут опять пить вино и смотреть новые наброски. Мама будет время от времени задавать вопросы о ее жизни, о планах. Как всегда. И все-таки странно, но она практически никогда не спрашивала о Вадиме и их отношениях. Он ее не интересовал. Правда, она сама этого не говорила, но ее выражение лица, ее жесты, паузы в беседе говорили о равнодушии.
Может быть потому, что сама мама никогда не была замужем. Странный роман, благодаря которому на свет появилась Дана, кажется, был единственным приключением в жизни Елены. Во всяком случае, единственным, о котором девушка знала.
От неизвестного мужчины, от отца, о котором мама ничего не рассказывала, Дане досталось очень странное имя, а маме воспоминания и счет в банке. Счет, благодаря которому она и вела сейчас этот спокойный, размеренный, приятный, но все же немного странный образ жизни.
Так они и сидели весь вечер, разговаривали, немного пили вино, немного слушали французский шансон, а когда мама поднялась подготовить ее комнату, Диана направилась к картине, на которой в опустившихся на комнату сумерках неизвестный, подняв голову, все еще ждал кого-то, кто должен обязательно прилететь, может быть, даже в этот вечер. Лунные тени, дрожащие в вечернем сумраке, создавали иллюзию жизни, движения на картине, и у нее даже промелькнула смешная мысль о том, что еще неизвестно, где жизнь более настоящая.
Домой она уже подъезжала вечером. Воскресный день минул совершенно незаметно, она спокойно нежилась в деревянном кресле среди ароматов цветов, укрывшись в тени яблонь. Мама расположила свой мольберт среди клумб и что-то пыталась рисовать, наотрез отказываясь показывать наброски. Удалось только выведать, что это портрет. Портрет воображаемого мужчины! Может быть, у мамы что-то наконец может измениться?
Все окна квартиры горели ярким электрическим светом, и, она привычно оставив машину в ряду таких же городских лошадок, направилась в свою квартиру. Окна высокомерно посматривали желтыми глазницами, наблюдали, ждали. Она даже перед самой собой не призналась бы, что последнее время называла свое прибежище, гнездышко, просто квартирой. Даже мебель, шторы, жалюзи, посуда, все стало каким-то чужим, безразличным. А Вадим, он только посмеивался и говорил, что это все пройдет, предлагал съездить куда-нибудь. Или слетать. Но сам не мог. И это было невыносимо. Ужасно было дома, ужасно было на работе. Только у мамы было нормально. Но сейчас она возвращалась в свою квартиру, где мужчина почти наверняка придумал нечто, чтобы повысить ее настроение. Как она должна была ко всему этому относиться, если по непонятной причине это старание раздражало еще больше?
Ну конечно, Вадик встречал ее прямо на пороге. О, у него все было замечательно. Квартира сияла чистотой. Нигде ни пылинки.
Да, он красавчик. Неоспоримо. Мужчина, о котором мечтают. Удачливый бизнесмен, который всегда находит время, чтобы сделать что-нибудь приятное, устроить какой-нибудь сюрприз, что-то романтическое. Но откуда же эта тень? Глаза такие красивые, наверно, именно они заставили ее когда-то потерять голову. Но почему сейчас она уже думает об этом в прошедшем времени?
– Как мама?
Вопрос, к которому она уже привыкла. Обычная вежливость. Тон его слов всегда менялся, совсем немного. Больше равнодушия. Больше, чем обычно. И сейчас тоже.
Когда-то он даже предлагал устроить выставку маминых работ где-то в центре, в престижном месте. Но Елена даже не обратила на его предложение внимания. Может быть, мужчина обиделся. А может, просто устал? Мужчины устают. Тоже. Только не показывают этого. Или стараются не показать.
Во всяком случае, что-то в нем было не то, какая-то недосказанность. Последнее время ее очень часто посещала одна мысль: она смотрела на него и чувствовала, физически ощущала отсутствие энергии. Разлюбил? Разлюбил. Может быть, действительно стоило задать ему этот вопрос, но ведь в конце концов это он мужчина. Пускай скажет. А если действительно скажет?
Они посидели за столом, выпили вина. Как-то в этот раз он не угадал. Сладкое венгерское не вызывало никаких эмоций, не играло на языке, не возбуждало. И взгляд, его глаза сегодня темнее обычного. Как будто эта темнота легла на сердце неподъемной тяжестью. Неподъемной именно сегодня.
– Что с тобой сегодня, богиня?
Она отпрянула, протянутая рука вдруг напомнила ей деревья с картины. И это слово, богиня, она не любила, когда он так к ней обращался. Слишком много ассоциаций, несостоявшихся воспоминаний.
Да, сегодняшний вечер не самый лучший.
– Давай ложиться. Я что-то устала.
Вадим без слов начал собирать посуду, а она прошла в спальню. Посидела немного перед зеркалом, потом скинула платье. Сегодня она хочет спать. Пускай так и будет. Одела ночнушку, расстелила постель. О, какой у нее замечательный мужчина, поменял белье, и как все аккуратно, выбрал ее любимое с этим необыкновенным рисунком в виде языков пламени. Ну что же, она улыбнулась, почти довольная. Почти. Тень, опять тень на самых границах сознания.
Но все же приятно осознавать, что тебя кто-то ждет. Кто-то помнит о том, что тебе нравится. Она провела по гладкой поверхности простыни. Приятное ощущение. Обещание возможного. Может быть, все будет хорошо?
