И выругалась.
Он выглядел ужасно. Не ходячий покойник, конечно, но и на драконьего князя этот бледный осунувшийся тип с мешками под глазами, в которых при желании можно было спрятать запасы на зиму, не тянул никак.
В голове Ирейн заметались мысли. Заболел? Отравился? Мало ли, что можно драконам, а что нет?! Надо звать Фло — заодно будет повод посмотреть на неё, удостовериться, что тот жутковатый оборотничий мужик нормально с ней обращается.
— Так, — сказала Ирейн, и голос почти не дрожал. — Встать сможешь?
— Конечно, — дракон явственно удивился, но поднялся, чуть пошатнувшись.
Уже хорошо, она не смогла бы его поднять сейчас, когда рёбра порой ещё ныли на вдохе, напоминая о смыкающихся над головой мостках и зовущем голосе матери, так и звенящем в ушах. Но кто и что мог сделать с Тиром? Можно ли оставлять его одного?
— Ирейн? — тихо позвал он. — Я хотел извиниться…
— Неактуально, потом разберёмся. Чем ты заболел? — прервала она нетерпеливо. — Позвать Фло? Или Казначея?
Он уставился на неё, и она уловила отголосок эмоций — изумление, робкая радость и… надежда?
— Я в порядке, — сказал дракон мягко. — Не нервничай.
Ирейн упёрла руки в бока, привычно замещая тревогу раздражением.
— Издеваешься? В зеркало себя видел?
— Все в порядке, — повторил дракон. — Ничего смертельного. Это… обычная реакция на прерывание связи. Потому-то мы обычно так не поступаем — не слишком… приятно.
— Погоди… — начала Ирейн. Замолчала. Шестерёнки в голове закрутились, анализируя разговор с Казначеем, всю эту муть про истинных и прочие милости.
— Я хотел извиниться, — сказал Тир быстро, будто опасался, что она ещё чего умного скажет — вроде той шуточки про собаку, которая в свете только что понятого выглядела, мягко говоря, полным сволочизмом с её стороны. — Я знаю, что поступил ужасно, представляю, как это все выглядит со стороны, но поверь — я всего лишь хотел тебя защитить. Потом я понял, что совершил ошибку, но просто побоялся признаться. Наша связь так тяжело налаживалась, и я просто не мог все испортить. Все равно испортил, правда. Но я не хотел причинить тебе боль, и уж точно, будь моя воля, ты не увидела бы ту безобразную сцену. Я…
— Неактуально, — прервала Ирейн. — Твой Казначей мне объяснил кое-что, остальное потом расскажешь. Как восстановить эту связь? Как тебе помочь? Правила нашей совместной жизни, равно как и ту гору всего, о чём ты меня забыл предупредить, мы обсудим позже. Но обсудим, понял?
— Ар был ужасен? Прости его, он просто…
Ирейн передёрнула плечами. Ещё в начале этого разговора она планировала обстоятельно поговорить с князем, наябедничать, возможно даже поставить условие насчет присутствия Серого в её жизни. Но сейчас, глядя на измотанного Тира, она просто представляла, что какая-то тупая мутная бабень обрела вдруг власть — неограниченную почти — над кем-то из её близких людей. Как бы она поступала?
— Он — хороший друг, — сказала Ирейн. — Я от него не в восторге, но не более. Сконцентрируйся. Как мне тебе помочь?
Князь чуть улыбнулся.
— Ты уже помогаешь, — сказал он тихо.
Ирейн прищурилась и поняла, что он и впрямь стал выглядеть чуть лучше.
— Вы — парочка идиотов со словесным запором, — сказала она. — Неужели нельзя было сразу мне сказать, что тебе плохо и надо восстановить эту вашу связь? Я что, правда похожа на садистку, которая спать не может — только бы умучить ближнего своего? Ну же, Тир, вы же такие умные, неужели нельзя было включить мозги?
— Это не помогло бы, — спокойно отозвался он. — Ты должна простить меня, искренне захотеть восстановить связь, иначе — никак. Ты пока что не владеешь ментальной магией, а значит, не можешь контролировать это.
— Но хотя бы поговорить со мной ты мог?
— А не ты ли отказалась со мной говорить?
Резонно. Ирейн поджала губы.
— Идём в кровать, — сказала она. — Ты шатаешься, как ива на ветру.
— Я…
— Да-да, ты в порядке, помню-помню, — хмыкнула она. — Но мне, знаешь ли, надо кого-то обнимать, чтобы уснуть. Я могу поискать другую кандидатуру, но ты ближе всех, тёплый и вкусно пахнешь.
Он дёрнулся при упоминании других кандидатур, но промолчать ума хватило, и то хлеб. Возражать, правда, тоже быстро перехотел — а Ирейн только того и было надо.
Простыни внезапно показались удобными, дивно-прохладными. Неужели степень уюта действительно может настолько зависеть от того, кто лежит рядом? Она не стала задаваться глупыми мыслями, просто протянула руки и переплела их пальцы. Связь теплилась на задворках сознания — не полноценная, как тогда, после покушения, но все равно успокаивающе-приятная.
— Тир, — сказала она. — Я злюсь на тебя, но смогу понять и простить. Со временем.
Он ничего не стал говорить — ей хватило пришедших по связи отголосков, перемешанных горечи и облегчения.
— Но давай договоримся: в следующий раз, когда тебе придет в голову принимать серьёзное решение, касающееся меня, Веты, любого из моих друзей, тебя, наших гипотетических детей — в общем, любое решение, имеющее отношение ко мне, ты обсуждаешь со мной. Не боишься, что не пойму, не высчитываешь у себя в голове, как будет лучше, не откладываешь на потом — приходишь и говоришь, как есть. Я прошу очень многого?
— Нет, — сказал Тир быстро. — Это закономерное условие.
— Вот и хорошо, — зевнула Ирейн. — Значит, решили. Надо подумать завтра, как и на кого я оставлю трактир. Когда мы уезжаем, кстати?
— Завтра утром, — сказал Тир тихо.
Эмоции, обуявшие её, были столь забористы, что даже не облекались в слова. Князь, почуяв по связи, чем пахнет дело, тут же подскочил и зачастил:
— Ирейн, я все объясню!..
Она вдохнула и выдохнула, прикрыв лицо рукой и призвав себя к спокойствию.
— Слушаю, — сквозь зубы сказала она.
Кажется, к этому ей все же придётся привыкнуть.
26
Приходилось признать — Мстислава боялась ночи, оттягивала момент встречи с Михалом, как могла.
И вот ведь казалось бы: пережила столько мужиков, со всех возможных сторон, побывала на них, под ними, в них, видала кучу голых тел и почти столько же выпотрошенных — возраст и природа сказываются. И, будучи откровенной, даже без дарующего бессмертье проклятия её ну никак не назвать беззащитной, наивной или скромной. Но тут… Она никогда и ни с кем не спала, будучи в своем настоящем обличьи. Ну, исключая тот, первый раз, но не то чтобы это могло добавить уверенности.
Умом она понимала: Медведь не врёт, он действительно видел её такой с самого начала. Но — страшно все равно было.
— Госпожа? — в голосе Чебы прозвучала ровно та степень яда, что могла свести на нет уважительное обращение. — У меня распоряжение передать вас с рук на руки.
