Завидев их тёплую компанию с Исом во главе, волк радостно вывалил язык, подпихнул Раоку в спину лобастой башкой и рассыпался на сотни маленьких искорок, весело устремившихся куда-то ввысь. Полукровка проводила его взглядом, и губы её дрогнули словно бы в улыбке — первая эмоция, отразившаяся на этом изможденном, перемазанном голубой светящейся кровью лице.
"Он умер?!" — вопросил Мак огорченно. В глазах Ледяного, утративших всяческое осмысленное выражение, читался примерно тот же самый вопрос, но куда более крупными буквами.
Намечающуюся драму прервал весёлых смех Мираны.
— Ох, племянничек, видел бы ты сейчас свое лицо — такая потеха… И не надо так на меня смотреть. Во-первых, убить все равно не сможешь — не дорос ещё до таких подвигов, тысячонки-другой лет не хватает. Во-вторых, жив твой волчонок, потому, собственно, и исчез — на Балу Мёртвых ему вот совсем не место, живое тело притянуло душу к себе. Вообще он должен был улететь сразу же, как только эти двое покинули Лабиринт, но он, как послушная собачка, не хотел оставлять вашу общую подружку одну. Эта их знаменитая слепая преданность парам… И смешно, и грустно, и жалко. Согласен, племянничек?
Ис прикрыл глаза, но спрятать обрушившееся на него облегчение все же не смог — слишком уж оно было сильным. Это был один-единственный момент видимой слабости — опустившихся плеч, едва заметной дрожи губ и пальцев, тихого выдоха. Впрочем, он быстро вспомнил, где он и почему — высокий класс, что уж там. И тут же уязвимость на лице сменилась мальчишеским задором, он показательно скуксился и пропел:
— Спасибо, почтенная тётушка. Ну дак куда же мне до ваших седин?
Пока Королева фейри, судя по выражению глаз, пыталась решить, рассмеяться ей или все же прибить придурка на месте, Ис уже обернулся ледяным крошевом и метнулся вперёд, к неудачно оступившейся полукровке, оставив Мию с Маком на попечение… хм… почтенной тётушки. Та, впрочем, не особенно и возражала — с прохладным интересом проследив за подхватившим девушку на руки драконом, Мирана повернулась к детям и растянула губы в типичной улыбке доброй родственницы.
— Трогательная сцена, — отметила она, — Ты тоже так полагаешь, милая?
Мия заглянула в глаза Королеве и стиснула руки в кулаки, но не потому, что была зла. Просто откуда-то из глубины её разума пришли десятки чувств, главным из которых был страх; магия в ней бурлила и кипела, точно приветствуя стоящую напротив фейри и одновременно опасаясь её.
— Да, Ваше Величество, — отозвалась она коротко, просто чтобы не молчать.
Мирана усмехнулась:
— Воистину, Пряха, неисповедимы твои нити, но не оценить иронию невозможно — умеешь же ты вовремя исполнять глупые желания. На то, впрочем, и Бал Мертвецов… И как же тебя нынче зовут, милая?
— Миа, Ваше Величество.
Королева на диво мягко улыбнулась и погладила девочку по щеке, нежно и невесомо, будто мать, которой у Мии никогда не было.
— Ты ведь знаешь, что наследие в тебе необычайно сильно? Не желаешь остаться здесь, с нами? Твоя магия, твоё прошлое, твой дом — здесь.
— Нет, — нашла в себе смелость сказать девочка, чувствуя, как бурлит внутри магия, нашёптывает, ворочается, побуждая согласиться, остаться со своими. Она в очередной раз мысленно поблагодарила Иса за мыслепрочищающий монолог — вот уж из кого однажды получится замечательный отец… хотя, пожалуй, сказать ему об этом вслух Миа не рискнула бы.
— Нет? — удивление и огорчение в голосе Королевы не коснулись её холодных глаз, — Жаль. Знаешь, я бы сделала тебя своей воспитанницей и научила бы всему, что однажды узнала от моей собственной наставницы. О, мне так хотелось бы этого…
Девочка сглотнула — почему-то ей было очень, очень страшно.
— Спасибо, Ваше Величество, — сказала она тихо, — Это честь, но у меня и так уже есть учителя.
— О, да. Драконы, — протянула Королева, — Жестокие ящерицы, безумные и жестокие порождения Древней Магии, среди которых уже тысячу лет как стало модно изображать цивилизованность и гуманизм — это, несомненно, попытка порадовать милашку Оса, из которого даже годы в политике не выбили романтичного идеалиста. Впрочем… почему-то мне кажется, что вскоре это все же произойдёт — слишком уж много интересных перемен ожидает Предгорье в этом году. Так что, Миа, вскоре ты увидишь истинную суть драконов. Она есть кровь, уничтожение и смерть; они осуждают нас, но не видят бревна в собственном глазу, ибо нам никогда не сравниться в жестокости и безумии с этими непогрешимыми ящерицами. И знаешь… когда поймёшь меня, когда начнёшь задыхаться там, когда почувствуешь себя чужой среди этих животных — помни, что я тебя жду.
Раока знала регламент Игры, потому только облегченно выдохнула, увидев замаячившую в тумане межмирья статую Короля-под-Горой. Выход в этом случае, как и во многих других замкнутых кругах, располагался ровно там же, где и вход.
— Гор, — тихо позвала она, — Мы почти что в реальном мире. Позволь, я подарю тебе кое-что.
Волк тут же остановился и заглянул ей в глаза — преданно, заискивающе и чуть огорченно. Он уже несколько раз пытался зализать её раны, но Раока только отталкивала его морду подальше — навалившееся на неё опустошение все равно не позволяло чувствовать боль, а на своё тело ей стало наплевать в достаточной степени, чтобы не тратить время на бессмысленную ерунду.
— Как только мы окажемся в реальном мире, устремляйся в Предгорье, домой, к своему телу, — наставляла фейри, прикалывая магический цветок за волчьим ухом, — Иса заодно успокоишь. Он тоскует, а ты и сам знаешь: когда наше обожаемое начальство не в настроении, плохо всем, так что я тут не только задание выполняю, но и мир спасаю от страшной угрозы, можно сказать.
Волка её успокаивающие реплики, кажется, встревожили ещё больше. Он нахмурился, насколько это позволяла сделать неприспособленная к таким коммуникационным вывертам звериная мимика, и посмотрел на неё даже с каким-то укором, будто прекрасно понимал реальное положение вещей. Раока только погладила его по голове, успокаивая.
Разумеется, она понимала, что там, за границей тумана, её ждут соотечественники, которых она предала, чтобы начать работать на злейших врагов государства. Даже если предположить, что Ис наплюёт на опасность международного конфликта и пришлёт кого-то её встречать, Королевский Холм закрыт, в него не попасть посторонним, и ей не останется ничего, кроме как отдать себя в руки остальных фейри. В эльфийское милосердие Раока верила примерно так же, как в сухие моря или розовых крылатых единорогов — то бишь, предполагала, что в теории такое возможно, но не в их мире точно.
В общем, она примерно могла представить, что её ожидает, и просто не хотела, чтобы Гор это видел. Таков был план с самого начала — не лучший, но единственный из возможных. Да, фейри знала, что у неё весьма много шансов выиграть, ибо Король-под-Горой ценил самоотречение и смелость, а ещё — добровольцев, решившихся на безумие во имя сложных чувств. Ещё, правда, Он любил хорошую шутку, причём относил к таковым преимущественно проявления чёрного юмора, обнажающего природу разумных, их страхи и пороки. Позволить кому-то победить в Игре, чтобы на выходе "счастливчика" разорвали соотечественники — такое было более чем в его духе.
