Щелчок. Вот черт! Думала, тише будет.
Аспирант дернулся, а я сжалась пружиной и, воинственно заорав, рванула в промежуток между сидениями. Вероятность того, что задние двери не заперты, мала, но и сложа руки сидеть толку немного.
Борьба была недолгой. Виннипуший пуховик как мог стеснял движения. Мгновение, оставшееся в памяти лишь одним сплошным пятном, и я, клещом цепляясь за заднее сидение, визжа и брыкаясь, обхвачена поперек туловища. Рывок, и крепкие мужские ручищи даже дышать не дают, сдавив грудную клетку.
— Гадкий… аспирантишка… гадкий…
Я пыхтела и брыкалась, пыталась дотянуться до сигнальной кнопки на руле, царапалась, пыталась укусить и ругалась, до тех пор, пока силы не покинули окончательно, а слова в жалобные хрипы не превратились.
Дернувшись напоследок, я обмякла, обреченно всхлипнув.
Удивительно, но аспирант просто зажал меня в объятиях, по возможности максимально блокируя все движения. Но ни придушить, ни каким бы то еще способом умертвить меня не пытался.
Посидели в тишине пару секунд.
— Успокоилась?
— Угу…
Бранов разжал хватку, и я переползла на отдельное кресло.
— А теперь послушай меня…
— Ян Викторыч, — заревела я. — Я — могила! Честное слово могила! Никому ничего не скажу!
Да и некому, если уж быть честной. Кто мне поверит?
— Знаю, что не скажешь, — равнодушно отозвался аспирант, оправляя раскатавшиеся в пылу сражения рукава.
Выглядело это угрожающе. Так в кино делают крутые парни, намеревающиеся выбить из кого-то всю дурь. Но он не похож на того, кто может избить женщину… кажется.
— Клянусь, молчать буду! Только не бейте! Отпустите! Не отправляйте меня опять куда-нибудь в топи!
И я заревела теперь уже совсем натурально. Бранов воскликнул что-то, выставив руки ладонями вперед, и тут же отпрянул, со словами:
— Да ты в окно-то выгляни! Чего ревешь?
Я проморгалась и уставилась в молочно-белую белизну. Это еще что за мгла? Что я увидеть-то должна? Серую безысходность и мир напоследок?
Поняв, что я тупо гляжу перед собой, мужчина в негодовании цокнул и вновь потянулся ко мне. Я шарахнулась от него, вжавшись в спинку кресла, но аспирант лишь дотянулся до окна и поелозил ладонью по стеклу.
— Запотело… — прошептала я, прильнув носом к мокрому окну.
Снег совсем сошел на нет. Фонарей тоже раз-два и обчелся. Только ровные ряды гаражей, а над ними вдали…
— Это общага что ли? — я обернулась, затаив дыхание. — Моя?
— Твоя, — усмехнулся аспирант, задумчиво проведя пятерней по своим коротким, торчащим забавным ежиком, волосам. — Ну ты и правда совсем…
Бранов как-то нервно хохотнул, крутя пальцем у виска.
— Так я же не знала… Я думала, вы меня сейчас тут…
— Да нужна ты мне сто лет в обед.
Аспирант нажал на кнопочку на панели, и в двери что-то щелкнуло.
— Я могу идти?
Неужели все обошлось?
— В добрый путь, блаженная, — подтвердил он мои рассуждения и снова усмехнулся.
Я несмело подняла рычажок и дверь отворилась. Одной ногой ступила на дорогу и тут же почувствовала себя в безопасности. Обернулась.
— Ну вы и изверг, конечно.
— Иди уже.
Я послушно перекинула вторую ногу и выползла из машинных сумерек. Луна, размером не больше пятирублевой монеты, едва проглядывала из-за облаков. Небо медленно, но верно прояснялось, обнажая россыпь звезд.
— Так а зачем все-таки приехали? — заглянула я в салон. — Чего хотели-то?
Аспирант положил руки на руль и не глядя ответил.
— Чего хотел — узнал. Топай давай отсюда.
Распрямившись и задрав голову, я с облегчением выдохнула, выпуская клубок пара. В чудесное спасение все еще верилось с трудом. Но любопытство, давным-давно порубив и расфасовав по кулькам благоразумие, разевало теперь рот с голодным плачем. Ему информации было слишком мало.
— Ян Викторыч, мне что, опасность теперь грозит?
— Да иди ты уже, кому говорю!
Дверца громко хлопнула, и машина, взревев, сорвалась с места. Сделав круг почета и развернувшись, аспирант притормозил подле меня и приспустил стекло.
— Шапку надень, — с издевкой бросил он. — У тебя и так с головой что-то не так, а мне не с руки будет, если ты экзамен у Завлинского завалишь.
— Не с руки…экзамен… — как болванчик повторила я, глядя вслед уносящейся легковушке.
Клубы выхлопных газов окутали меня с ног до головы, и едва туман рассеялся, тараканы, давным-давно оформившие прописку у меня в голове, тоже выстроились по порядку и готовы были дать полный отчет о случившемся.
– Да он совсем ненормальный что ли? — рычала я, пробираясь по сугробам к общежитию. — Завез, не пойми куда!
Сотню раз пожалела, что напрямик пошла. Лучше бы по дороге. Похоже, здесь и впрямь давным-давно никто не ходил. Лишь тонкая цепочка собачьих следов тянулась вверх по склону, и я поклясться была готова, что аспирант намеренно меня сюда притащил. Чтобы напугать и помучать. Ну и, если верить его словам, что-то разузнать. Вот только что?
Набрав полные ботинки снега, я все же выбралась на расчищенную дорогу. Дыхание от гневных ругательств и подъема в гору сбилось напрочь. Опасаясь, как бы ангину не схлопотать, я остановилась, чтобы отдышаться.
— Садист чертов, — постигая дзен, глубоко вдохнула я и уставилась в небо.
Совсем разъяснило, и звезды теперь сияли ярче, зазывнее, таинственнее.
«The Truth Is Out There», что означает: Истина где-то рядом…
Ха! Рядом? Да она у меня под носом, и имя ей: Ян Бранов.
Я снова гневно нахмурилась и, сжав кулаки, возобновила путь.
— Ну, погоди, Бранов-Баранов! Доберусь до цивилизации живой, точно до смерти залайкаю! Узнаешь у меня…
**Междуглавие**
Уже несколько минут Ян сидел в машине и таращился на вновь запорхавшие в пирамиде фонарного света лёгкие снежинки. Зима, судя по всему, будет холодной. Вон как старательно заметает дороги.
И откуда только такой снегопад принесло? С гор разве что. Вот и откапывай потом машину поутру. Впрочем, повалит-повалит снег хлопьями пару дней от силы, а затем посереет и осядет под дыханием заводских труб и выхлопных газов. Но пока — то красиво.
Вот только на душе неспокойно. Даже будто бы стыдно.
Ян с обреченным вздохом уткнулся лбом в руль, прикрыл глаза.
Зря он, конечно, решил припугнуть эту девчонку. Теперь как минимум несколько недель придется носить одежду с длинными рукавами. Да еще и коситься на него, как на врага народа, теперь будет.
