Лицо сфинкса стремительно теряло человеческие черты, а глаза загорались, если и не адовым, то явно ничего доброго не предвещающим огнем.
— Не бойся, Мика.
Жрица еще долю секунды глядела на Бранова, а затем расслабилась и принялась помахивать хвостом с кисточкой. Зверь в ней словно вновь в спячку впал.
— Так мы с вами договорились? — приподнял бровь аспирант. — Вы должны знать, зачем такие как я приходят. Этот мир присвоил то, что ему не принадлежит. Так нельзя.
Мут моргнула еще загадочнее и, казалось, совсем успокоилась, вернув благоприятное расположение духа.
— Нельзя. Ты прав.
— Тогда, будьте так любезны, — словно орех разбил очередную раковину аспирант и отправил кроху улиточьего мяса в рот, — покажите, где брешь. Я заберу то, что мне нужно и уйду с миром. Никому не наврежу. Вам и вашему племени уж тем более.
Мут долго и пристально глядела на Бранова, и отбивала нервную дробь хвостом. Аспирант, не отводя глаз, в темноте сделавшихся еще чернее, смотрел в ответ.
Наконец, сфинкс смилостивилась.
— До Камня Поклонения полдня пути на восток. Это место пропитано силой, думаю, брешь может быть там.
Я взволнованно заерзала.
Постойте-ка, на восток? Там же люди со своими серебряными силками! И кто знает, как они отреагируют. Вряд ли уверуют в меня так же, как и кошкоты. Меня что, одну это волнует?
— Спасибо. Думаю, это то, что нужно.
Бранов поднялся. Мут за ним.
— Сегодня переночуйте в Доме Совета, а завтра после заката отправимся в путь. Днем идти опасно, да и солнце нещадно палит, — оглядела она меня с головы до ног и поклонилась, наверное, в сотый раз. — Это огромная честь для меня, увидеть наконец Создателя. За все свое существование я не видела оных. Это честь для меня.
Я неуклюже склонилась в ответ.
— А ты в ответе за Создателя, — мрачно глянула Мут на аспиранта, — раз уж привел.
— Я сам разберусь.
Сфинкс вымученно улыбнулась и побрела к шалашу, подволакивая крылья.
— Мне кто-нибудь, что-нибудь объяснит, в конце-то концов? — зашипела я, провожая шаркающую старуху взглядом. — Какая еще брешь? Зачем нам идти поклоняться камню?
Аспирант улыбнулся, вновь погладив свое внезапно зажившее плечо.
— Камню поклоняться… — цокнув, повторил он, помогая мне подняться. — Чтобы найти Оксану, мне нужно попасть в материю, центр мироздания книги. Причем попасть добровольно.
— Добровольно? — кралась я к месту обещанного ночлега по необтесанным доскам болтающегося из стороны в сторону веревочного мостка.
— Если нас затянет, как и Оксану, толку не будет. Вытащить нас и вернуться я не смогу.
Я расстроенно помычала в ответ. Думала, аспирант всесилен. Вон как с Мут говорил! Словно, откажись она помочь найти таинственную брешь, он к чертям весь мир разнесет и камня на камне не оставит.
— То есть Оксана сейчас в материи? Уверены?
Обуви кошкоты, разумеется, не носили, а моим ботинкам, вымокшим и расклеившимся, требовалась сушка и основательный ремонт. Поэтому до завтра ходить мне босой, хотя уже сейчас все пятки в занозах.
— Думаю да, — шел аспирант позади меня, внимательно следя, чтобы я в воду с мостка не ухнула. — Завтра найдем брешь и узнаем. Главное, не пересечься с основной сюжетной линией.
— А это еще почему? — разочарованно протянула я.
Встретить вживую императора Айтера хотелось до смерти. Это мужчина моей мечты. Такой красавец, что ножки подкашиваются, да коленочки трясутся.
— Потому что сюжет куда крепче закулисного мира, — моего разочарования Бранов явно не уловил. — Изменить что-то в нем довольно сложно, и мы там будем как бельмо в глазу. Нас сразу вычислят, и если просто вышвырнут обратно в наш мир… В общем, это еще самое лучшее, что может произойти. Но раз Оксану затянуло, то, думаю, нас тоже отправят в материю. Разлагаться.
Жутковато звучит, и, похоже, не видать мне моего Императора.
— Надеюсь, здесь мы не будем разлагаться, — задумчиво протянула я. — Как вы сказали? В закулисном мире?
— Угу, — кивнул Бранов, — именно. Нет. Пока нас не обнаружили, можешь быть спокойна, Вознесенская.
Не сказать, что ему удалось меня успокоить, но все же… Только бы Оксана там совсем не разложилась!
От ужаса у меня язык ворочаться перестал. Поэтому остаток пути мы шли молча. Перебираясь от островка к островку, наконец оказались у Дома Совета: того самого шалаша на сваях с крышей пагодой.
Встречные коты улыбались и предлагали нам рыбу и улиток. И если аспирант набрал целые карманы местного деликатеса, то мне есть совсем не хотелось. Несоленая вяленая рыба на вкус хуже, чем просто отвратительная, а съесть пусть и печеную теперь, но некогда слизкую и противную улитку… Нет уж, увольте. Я пока от голода не умираю.
— Ян Викторович, а кто такие…
— Кажется, — поджал губы Бранов, плюхнувшись у огромного костра перед Домом Совета и достав улиток из карманов, — мы уже перешли на «ты». Там, в лесу.
Действительно, аспирант не лгал. Я и впрямь имела неосторожность фривольно обратиться к нему. Несколько раз причем.
— Простите, — затараторила я, — нехорошо получилось. Я просто…
Бранов глухо заворчал, отбрасывая осколки ракушек в огонь.
— Не тараторь, — выставил он ладонь. — Спокойно. Учитывая неординарность обстоятельств, здесь можешь обращаться ко мне на «ты» и по имени.
Он улыбнулся, а отражения костра в его темных глазах заплясали веселее. Потерев ладонь о штанину, он протянулся ко мне, будто познакомиться хотел.
— Ян.
От сердца отлегло, а улыбка сама собой на лице отобразилась. Несмотря на все доводы «за», у меня частенько возникало стойкое ощущение, что я его невероятно раздражаю. Но раз уж мы теперь на «ты»…
Я уселась рядом и бойко подала руку в ответ.
— Очень приятно, Ян. А я Мика. Думала, уж и не предложите на «ты»… — я хохотнула. — Вернее, не предложишь.
Бранов пробубнил что-то не совсем радостное в ответ, жуя своих улиток, а затем напомнил.
— Ты что-то спросить хотела.
— Ах, да! — я совсем развеселилась и осмелела. — А кто такие эти «Укротители»?
— Очень приятно, Ян. А я Мика. Думала, уж и не предложите на «ты»… — я хохотнула. — Вернее, не предложишь.
Бранов пробубнил что-то не совсем радостное в ответ, жуя своих улиток, а затем напомнил.
— Ты что-то спросить хотела.
— Ах, да! — я совсем развеселилась и осмелела. — А кто такие эти «Укротители»?
— Я Укротитель, — скривился он. — Ты же сама уже догадалась, зачем спрашиваешь.
