Пошел Ганс и стал думать, как все устраивается по его
желанию, и даже если встречается какая неприятность, то сейчас же и
улаживается.
Вскоре нагнал его на дороге еще один парень, который нес под
мышкою чудесного белого гуся. Стали они между собою беседовать, и Ганс стал ему
рассказывать о своем счастье и о том, как удачно он выменивал одну вещь на
другую. Парень тоже рассказал ему, что несет гуся на угощенье при крестинах.
"Изволь-ка приподнять его, - продолжал он, - какова тяжесть! Недаром мы
его целых восемь недель откармливали! Кто этакого гуся станет есть, тот только
знай с обеих сторон жир вытирай!" - "Да, - сказал Ганс, взвешивая
гуся в одной руке, - гусь увесистый; ну, да и моя-то свинка тоже за себя
постоит!"
Между тем парень стал тревожно озираться во все стороны и
даже покачивать головой. "Слушай-ка, - сказал он наконец, - насчет твоей
свинки дело как будто неладно. В деревне, через которую я сейчас шел, у
старшины вот только что украдена была из хлева свинья. Боюсь я, не та ли это,
что у тебя теперь на веревке. Он выслал и людей на поиски, и дело бы могло
плохо кончиться, если бы они тебя застали здесь со свиньей; пожалуй, не
миновать бы тебе темного чулана".
Добряк Ганс струхнул. "Ах, батюшки, - засуетился он, -
пособите мне из этой беды выпутаться! Возьмите мою свинку и дайте мне вашего
гуся в обмен". - "Делать нечего! Попытаемся, хоть оно и небезопасно,
- отвечал Гансу парень, - а все же не желаю быть виною того, что на тебя беда
обрушится". Он взял веревку в руки и погнал свинью в сторону проселком, а
простодушный Ганс, избавившись от своих опасений, преспокойно пошел своей
дорогой с гусем под мышкой.
"Коли все-то хорошенько сообразить, так я, пожалуй, и в
барышах от мены, - размышлял Ганс, - во-первых, жаркое из гуся отличное; затем
жиру-то сколько из него вытопится - месяца три сряду на нем лепешки печь
станем; а наконец и чудный белый пух, которым велю набить свою подушку; да еще
как на ней спать-то мягко будет!"
Когда он проходил через последнюю деревню на своем пути, он
наткнулся на точильщика, который, сидя на своей тележке, вертел свое колесо,
припевая:
И ножи, и ножницы я точу, точу,
Ни забот, ни горюшка знать я не хочу!
Ганс приостановился и посмотрел на его работу, а потом
вступил с ним в разговор: "Видно, хорошо тебе живется, что ты за своею
работою так весел?" - "Да, - отвечал точильщик, - мое ремесло, можно
сказать, золотое! Коли ты точильщик настоящий, так ведь деньги-то у тебя в
кармане не переводятся. А где это ты такого славного гуся купил?" -
"Я не купил его, а выменял на свою свинку". - "А свинку?" -
"Ту я получил в обмен на корову". - "А корову?" - "Той
я поменялся на коня". - "А коня?" - "Коня я выменял на
слиток золотой величиною в мою голову". - "А золото-то откуда у тебя
взялось?" - "То я получил в награду за семь лет службы". -
"Надо сказать правду: умел ты свои делишки обделать! - сказал точильщик. -
Для твоего полного счастья недостает только одного: чтобы деньги у тебя
постоянно в кармане водились". - "А как же мог бы я этого добиться?"
- спросил Ганс. "Очень просто: ступай вот так же, как я, в точильщики; для
этого только ненужно, что обзавестись точильным камнем; а другой камень
простой, найти его нетрудно. Вот у меня, кстати, есть один запасный, правда,
немного поврежденный; да зато же я за него недорого и возьму - ну, вот сменяю
его на твоего гуся. Хочешь или нет?" - "Само собою разумеется, -
отвечал Ганс, - я почту себя счастливейшим из смертных! Коли у меня деньги в
кармане переводиться не будут, так тогда о чем же мне и заботиться?"
И он тотчас же протянул ему своего гуся, а от него взял
точильный камень. "Ну, а вот тебе еще и другой славный камень впридачу, -
сказал точильщик, подавая Гансу простой увесистый булыжник, который около него
валялся на земле, - на этом можно будет и старые гвозди отбивать. Возьми уж
кстати и его с собой!"
Ганс взвалил себе булыжник на плечо и, совершенно довольный,
направился домой, глаза его так и сияли от радости. "Видно, я в сорочке
родился! - думал он про себя. - Чего бы я ни пожелал, все мне так легко
удается. Вот каков я счастливец!"
Между тем он начинал чувствовать сильное утомление, потому
что спозаранку все был на ногах, притом и голод его томил и нечем было утолить
его, потому что он разом съел весь свой запас на радостях, когда выменял корову.
Наконец уж он еле ноги волочил и почти каждую минуту должен
был останавливаться для роздыха; да и камни ему невыносимо давили плечи. Ему
даже приходило не на шутку в голову, что было бы недурно именно теперь от них
избавиться.
Чуть не ползком добрался он до колодца в поле и задумал
около него отдохнуть и водицы холодненькой испить; а камни, чтобы их не
повредить, он осторожно сложил рядком, на самый край колодца. Затем уж сам
присел и только хотел нагнуться к воде, как зацепил по неосторожности оба камня,
и они бухнули в воду.
Когда Ганс увидел, что они скрылись в глубине, он радостно
вскочил со своего места, бросился на колени и со слезами на глазах благодарил
Бога за то, что он оказал ему такую милость и избавил его от тяжелых камней
таким чудесным образом и притом так, что он сам не мог себя ни в чем упрекнуть.
"Да, - воскликнул он, - такого счастливца, как я, не
найдется другого во всей вселенной!"
С облегченным сердцем и вполне свободный от всякой тяжести,
он поспешил вперед и достиг наконец дома своей матери.
Ганс женится
В одной деревне жил молодой крестьянин по имени Ганс. Его
двоюродному брату очень хотелось высватать ему богатую невесту. Вот он и
посадил Ганса за печь и натопил ее пожарче. Потом принес ему горшок молока,
порядочный запас белого хлеба, а в руки дал новенький блестящий геллер и
сказал: "Кроши хлеб в молоко, да тут и посиживай, и с места не сходи, пока
я не вернусь". - "Пожалуй, - отвечал Ганс, - все это я могу
сделать".
Тут сват надел старые заплатанные штаны, пошел в другую деревню
к богатому мужику и спросил у его дочери, не желает ли она выйти замуж за его
двоюродного брата Ганса.
Скупой отец ее спросил: "А как насчет его имущества?
Найдется ли у него что перекусить?" - "Дружище, - отвечал сват, - да
братец-то мой в тепле сидит, геллер свой в кулаке держит, из рук его не
выпускает. Да и добра-то у него, что у меня заплат на платье! - и ударил себя
по заплатанным штанам. - Коли не поленитесь со мной сходить да взглянуть, так
сами увидите, что все так и есть, как я вам говорю".
Старый скряга-отец не захотел упустить хорошего случая и
сказал: "Ну, коли все так и есть, так я ничего не имею против этой
свадьбы".
Свадьбу отпраздновали в назначенный день, и когда молодой
новобрачной вздумалось с Гансом выйти в поле и осмотреть земли своего молодого
мужа, тот тотчас снял с себя нарядное платье и надел заплатанный холщовый
полукафтан, сказав: "Пожалуй, платье-то еще запачкаю".
