Тот снял с себя зеленую одежду, подал ее солдату и сказал:
"Если ты это платье наденешь и сунешь руку в карман, то всегда вынешь из
него полнешенькую горсть денег".
Потом он содрал с медведя шкуру и сказал: "Эта шкура
должна тебе служить плащом и постелью; на ней ты должен спать и ни в какую иную
постель не ложиться. По этому плащу ты и должен называться медвежником".
Сказав эти слова, черт исчез.
Солдат надел зеленую одежду, сунул тотчас руку в карман и
нашел, что все сказанное дьяволом было совершенно верно.
Затем накинул он на плечи медвежью шкуру, побрел по белу
свету, был очень весел и доволен и не упускал случая повеселить себя и
потратить деньги.
В первый год перемена в нем была еще не очень заметна, но во
второй он уже смотрелся настоящим чудовищем. Волосы почти закрывали ему лицо,
борода походила на сплошной кусок грубого войлока, на пальцах были словно
когти, а на лице - такой слой грязи, что хоть траву на нем сей.
Кто его видел, тот от него прочь бежал; но так как он всюду
раздавал бедным деньги, прося их молиться за него и просить у Бога, чтобы он в
течение семи лет не умер, так как притом он за все отлично расплачивался, то он
все же еще находил себе всюду приют.
Но на четвертый год пришел он в гостиницу, и хозяин ее уже
не хотел его впускать и даже в хлеву не соглашался поместить его, потому что
боялся лошадей своих перепугать.
Однако же, когда медвежник сунул руку в карман и вытащил
оттуда горсть дукатов, то хозяин несколько смягчился и отвел ему комнатку в
заднем флигельке.
Но все же взял с него слово, что он не будет никуда из
комнаты выходить, чтобы не пустить дурную славу об его гостинице.
В тот день вечером, когда медвежник сидел один и от всей
души желал, чтобы условные семь лет поскорее прошли, он услышал в одной из
смежных комнат громкий жалобный плач. Сердце у него было сострадающее; он
отворил дверь в соседнюю комнату и увидел там пожилого человека, который плакал
навзрыд, в отчаянии беспрестанно хватаясь за голову.
Медвежник подошел к нему, но тот вскочил и собрался бежать.
Наконец, несколько оправившись от испуга и услышав человеческий голос, он
опомнился, и медвежнику ласковым обращением к нему удалось-таки выяснить повод
его сокрушений.
Оказалось, что его состояние мало-помалу разлетелось прахом;
он и его дочери должны были терпеть крайнюю нужду во всем. Наконец, он так
обеднял, что ему нечем было заплатить хозяину за квартиру, и ему грозила
тюрьма.
"Коли у вас нет никаких других забот, - сказал
медвежник, - то денег у меня достаточно, и я могу вам помочь". Он призвал
хозяина, уплатил ему долг постояльца и сверх того сунул еще несчастному в
карман полный кошелек золота.
Когда старик был таким образом избавлен от своих тяжких
забот, он уже не знал, чем выразить признательность к своему благодетелю.
"Пойдем ко мне, - сказал он, - дочери у меня чудные красавицы; выбирай
себе из них любую в жены. Когда они узнают, что ты для меня сделал, то ни одна
из них тебе не откажет. Ты, правда, не особенно красив; ну да жена тебя сумеет
привести в порядок".
Медвежнику это предложение пришлось по сердцу, и он пошел за
своим новым знакомцем.
Когда старшая дочь его увидела, она так ужаснулась его
внешности, что взвизгнула и прочь побежала; другая, хотя и не побежала,
оглядела его от головы до пяток, однако же сказала: "Как же могу я взять
себе в мужья того, кто и облика человеческого не имеет? Да я скорее вышла бы
замуж за обритого медведя, которого мы здесь однажды видели; он старался
казаться человеком - на нем был и гусарский ментик, и белые перчатки. Будь он
только безобразен, я бы еще как-нибудь могла с ним свыкнуться..."
А младшая дочь сказала: "Милый батюшка, это, верно,
хороший человек, потому что он помог вам выпутаться из нужды; и если вы ему в
награду за эту услугу обещали дочь в невесты, то ваше слово должно быть
твердо".
Жаль, что лицо медвежника было прикрыто волосами и густым
слоем грязи, а то было бы видно, как его сердце радовалось, когда он услышал
эти добрые слова!
Он снял кольцо с пальца, разломил его пополам и отдал одну
половинку ей, а другую удержал при себе. На ее половинке написал он свое имя, а
на своей половинке ее имя и просил ее тщательно поберечь эту половинку.
Затем он простился с ней и сказал: "Я должен еще три
года странствовать по белу свету, и если не вернусь по истечении их, то ты
свободна - это будет значить, что я умер. Но моли же Господа о том, чтобы он
сохранил мне жизнь".
Бедная невеста оделась вся в черное, и каждый раз, как ее
жених приходил ей на память, слезы навертывались у нее на глаза. Со стороны
сестер своих она видела только насмешки и глумление. "Смотри, - сказала
старшая, - не давай ему руки, а то он, пожалуй, по руке ударит тебя
лапой!" - "Берегись, - говорила вторая сестра, - медведи ведь большие
сластены; так если ты ему понравишься, он, пожалуй, еще съест тебя". -
"Тебе всегда придется исполнять его волю, - говорила старшая, - а не то
он, пожалуй, еще ворчать станет". А вторая сестра подхватывала: "Ну,
зато свадьба будет веселая - медведи-то ведь хорошо пляшут!"
Невеста молчала и не давала сбить себя с толку. А медвежник
тем временем бродил по белу свету из места в место, делая добро, где мог, и
подавал бедным щедрую милостыню, прося их, чтобы они за него молились.
С рассветом последнего дня условленных семи лет он снова
вышел на ту же поляну и сел под одно из деревьев, которые росли кругом ее.
Вскоре засвистал ветер, и черт явился перед ним хмурый и сердитый; он бросил
ему старое его платье, а от него потребовал обратно свою зеленую одежду.
"Нет, погоди еще! - сказал медвежник. - Сначала ты еще меня очистить
должен".
Волей-неволей пришлось черту воды принести, чтобы обмыть
медвежника, пришлось расчесать ему волосы и обрезать ногти, и стал он
по-прежнему бравым военным да еще, пожалуй, красивее прежнего.
Когда черт благополучно удалился, то у медвежника полегчало
на сердце.
Он пошел в город, оделся в богатую бархатную одежду, сел
в повозку, запряженную четверкой резвых саврасых коней, и поехал к дому своей
невесты.
Никто его узнать не мог. Отец невесты счел его за
знатного полковника и ввел прямо в комнату, где сидели его дочки.
Он должен был сесть за столом между двумя старшими: они
угощали его вином, клали ему на тарелку лучшие куски, и им казалось, что они
еще никогда не видывали мужчины красивее его. Невеста же сидела против него в
своем черном платье, глаз на него не поднимала и слова не проронила.
Когда же он, наконец, спросил отца, не отдаст ли он за него
одну из своих дочерей, обе старшие дочери вскочили из-за стола и побежали в
свою комнату, собираясь нарядиться в лучшие платья, потому что каждая из них
воображала, что именно она и есть избранница этого красавца.
