Затем королевич призвал своих слуг и приказал им поехать и
привезти родителей девушки на празднованье свадьбы.
"Но где же сестры-то мои?" - спросила девушка.
"Их я запер в подполье, и завтра они будут отведены в лес; там придется им
быть в услужении у угольщика до тех пор, пока они не станут добрее и научатся
не забывать о бедных животных".
Радость и горе пополам.
Жил да был портной, человек привередливый, и жена его,
добрая старательная и скромная женщина, никак не могла на него угодить. Что бы
она ни делала, он всем был недоволен, ворчал, ругался, щипал и бил ее.
Прослышало, наконец, об этом начальство и засадило его в
тюрьму, чтобы научить уму-разуму.
Продержали его сколько-то времени на хлебе и воде, потом
отпустили; однако же он должен был дать подписку, что не будет больше жену
бить, а напротив - мирно с ней жить, и горе и радость с ней делить, как
надлежит хорошим супругам.
Некоторое время все шло ладно, а затем он опять принялся за
прежнее - стал ворчать и придираться.
А так как он не смел ее бить, то он захотел ее однажды за
волосы схватить и дернуть.
Жена от него ускользнула и выскочила во двор, а он-то за ней
стал гоняться с аршином и ножницами и то ножницами, то аршином в нее бросать,
то всем, что под руку попадется. Как попадет в жену, так и хохочет, а не
попадет, шумит и бушует.
И так продолжал он действовать до тех пор, пока соседи не
пришли его жене на помощь, -
Опять призван был портной к начальству, опять напомнило ему
начальство о его обещании. "Милостивые государи мои, - отвечал портной, -
я сдержал обещание мое: я жены не бил и делил с нею радость и горе". -
"Как же это так? - спросил судья. - Недаром же она на вас так
жалуется?" - "Я ее вовсе не бил, а так только, хотел ей немного
волосы поправить, да она у меня выскользнула и меня покинула. Вот я за ней и
погнался, и, чтобы возвратить ее к исполнению обязанностей, я ей в виде
напоминания только стал бросать вслед все, что попадалось под руку. И даже
скажу, что при этом и радость, и горе с нею делил: каждый раз, как попаду в
нее, это моя радость, а ей горе; а каждый раз, как дам промах, это ей радость,
а мне горе!"
Но судьи этим ответом не удовлетворились и приказали
надлежащим образом наградить портного за его дела.
Королек
Во времена былые в каждом звуке был свой смысл и значение. В
те времена и у птиц был собственный язык, для всех понятный, а теперь мы слышим
только чириканье, карканье да присвистыванье, и только у немногих - что-то
вроде музыки без слов.
И вот пришло однажды птицам в голову, что им не следует
долее жить без господина и повелителя, и потому они решились одного из своей
среды избрать себе в короли.
Только одна из птиц, пигалица, воспротивилась: свободною
жила она и свободною хотела умереть; она удалилась в глухие и никем не
посещаемые болота и более уже не показывалась среди пернатых.
Захотелось птицам о своем общем деле посоветоваться, и вот в
одно прекрасное майское утро слетелись они с полей и лесов на совещание: орлы и
зяблики, совы и вороны, жаворонки и воробьи - да разве их всех перечислить?
Даже и сама кукушка изволила пожаловать, и даже предвестник ее, удод, который
всегда бывает слышен дня за два раньше кукушки; между прочим, к общей стае
примешалась и еще маленькая птичка, у которой имени не было.
Курица, которая случайно ничего об этом общем деле не
слыхала, подивилась такому большому собранию. "Как, как, как, -
закудахтала она, - что-то не так!" Но петух успокоил свою милую подругу и
рассказал ей, для чего они собрались.
И вот решено было на собрании, что королем должна быть та из
птиц, которой всех выше может взлететь.
Древесная лягушка, засевшая где-то в кустах, услышав это,
как бы в предупреждение, заквакала: "Нет, нет, нет, нет!" А ворон
выразил одобрение важным и звонким карканьем.
И вот было решено, что все в это же самое прекрасное майское
утро должны взлететь ввысь, чтобы никто потом не смел сказать: "Я бы еще
выше мог подняться, да тут вечер наступил - и я не успел".
Итак, по одному знаку вся стая взвилась вверх. Пыль столбом
поднялась вслед за нею в поле; раздался сильнейший шум и шелест, и свист
крыльев, и издали казалось, что с поля поднялась черная туча. Но маленькие
птички вскоре поотстали, не могли лететь далее и пали на землю. Те, кто
побольше, дольше могли выдержать, но никто не мог сравниться с орлом, который
поднялся так высоко, что самому солнцу глаза мог повыклевать. И когда он
увидел, что никто из птиц не мог подняться до него, то и подумал: "Зачем
мне лететь еще выше, я и так буду королем", - и стал спускаться.
Все птицы, ниже его летевшие, крикнули ему: "Ты
должен быть нашим королем - ведь никто не взлетел выше тебя!" -
"Кроме меня!" - крикнула маленькая безымянная птичка, которая
забилась в грудные перья орла; и так как она нисколько не была утомлена, то
стала подниматься так высоко, что, пожалуй, на седьмое небо могла бы заглянуть.
Залетев на такую высоту, она сложила крылья, стремглав
спустилась вниз и тоненьким звонким голосом своим крикнула: "Я королек! Я
королек!" - "Ты - наш король? - закричали все птицы в гневе. - Ты
только хитростью и лукавством добилась того, что взлетела так высоко!"
И вот поставили другое условие: тот будет королем, кто
глубже всех сумеет опуститься в недра земли. Как все засуетились! Широкогрудый
гусь поспешно выбрался на берег; петух торопливо стал рыть в земле ямочку; даже
утка, и та попыталась сползти в какой-то ров, да ноги себе повредила и
заковыляла поскорее к соседнему пруду.
А безымянная птичка выискала себе маленькую норку, забралась
в нее и опять своим тоненьким голоском стала кричать оттуда: "Я королек! Я
королек!"
"Ты наш король? - вскричали птицы еще более гневно.
- Неужели же ты думаешь, что добьешься этого своими хитростями!" И вот они
решили задержать ее в той норе и, не выпуская, заморить голодом.
Сова была посажена у норы сторожем, она должна была не
выпускать оттуда плутоватую птицу под страхом смерти.
Когда же завечерело, то птицы, много летавшие, очень устали
и отправились семьями на покой. Одна только сова осталась у норки и все
смотрела внутрь ее своими большими круглыми глазами.
Вот наконец и она утомилась и подумала: "Один-то глаз
уж, конечно, мне можно закрыть; довольно и другого, чтобы уследить за маленьким
злодеем!" И закрыла сова один глаз, и упорно смотрела другим в ту же нору.
Птичка хотела было выйти оттуда и уж голову высунула, но
сова ей тотчас же загородила дорогу, и головка опять спряталась. А сова опять
один глаз открыла, а другой закрыла и думала так провести всю ночь.
