И Смерть тотчас схватила его и задушила. Она ушла вместе с
ним оттуда и увела его на тот свет.
Вот подошел это мой Гансль к небесным вратам и постучался.
"Кто там такой?" - "Гансль-Игрок". - "Ах, нам такого
не надо, ступай прочь отсюда".
Подошел он тогда к вратам чистилища и постучался опять.
"Кто там такой?" - "Гансль-Игрок". - "Э, да ведь ты
попал к нам не из-за беды и несчастья, а играть мы с тобой не собираемся.
Ступай прочь отсюда".
Подошел тогда Гансль к вратам ада, его впустили, но там
никого не оказалось, кроме старца Люцифера да хромых чертей (другие в то время
по свету расхаживали). Усадил их тотчас Гансль-Игрок и принялся опять за свою
игру. Но сейчас у Люцифера не было ничего, кроме вот этих хромых чертей; вот
Гансль-Игрок и выиграл их у Люцифера, потому что своими картами он мог все
выиграть.
Выбрался он со своими хромыми чертями из ада и направился в
Гоген-фурт. Вырезал там себе шест для прыжков, подкинул его к небу и начал небо
раскачивать, и стало оно уже потрескивать.
Вот и говорит опять Святой Петр Господу Богу: "Дело не
к добру клонится, надо будет его сюда впустить, а не то он нас самих с неба
сбросит".
Вот, значит, Пустили они его на небо. Но принялся Гансль-Игрок
опять там за свою игру, и поднялся на небе тотчас такой шум и беспорядок, что
не могли они и собственных слов разобрать.
И говорит Святой Петр опять: "Господь, дело не к добру
клонится, надо будет его вниз сбросить, а не то он взбунтует все небо".
Вот, значит, взяли они его и сбросили вниз; и разделилась
тогда его душа на части и вселилась в разных других игроков-побродяжек, что
живут и до сей поры.
Сапог из буйволовой кожи
Бесстрашный солдат большею частью бывает и беззаботным
человеком. Такой-то вот беззаботный солдат и получил однажды отставку; и так
как он ничему не обучался и ничем не мог заработать, то и пришлось ему бродить
по миру и просить милостыню. На плечах у него еще была накинута старая шинель,
и пара кавалерийских сапог из буйволовой кожи еще держалась у него на ногах.
Случилось ему как-то забрести далеко в поле и дойти до леса.
Он и сам не знал, куда забрел, и вдруг увидел, что на пне сидит человек, одетый
в приличное зеленое охотничье платье.
Солдат подал ему руку, опустился около него на траву и
вытянул ноги. "Вижу я, приятель, - сказал солдат егерю, - что у тебя
тонкие сапоги и вычищены важно; ну, а вот если бы тебе пришлось столько же
шляться, как мне, то не долго бы они у тебя продержались. Вот посмотри на мои:
они сшиты из буйволовой кожи и давно уже служат, а все еще в них куда хочешь
ступай!"
Немного спустя солдат поднялся и сказал: "Не могу здесь
больше оставаться, голод меня подгоняет. Но, франтприятель, не знаешь ли хоть
ты тут в лесу дорогу?" - "Не знаю, - отвечал егерь, - я и сам
заблудился в лесу". - "Так, значит, и тебе так же солоно, как и мне
приходится? Ну что же, ровня с ровнею товарищи; значит, мы оба вместе и дорогу
разыскивать станем".
Егерь слегка усмехнулся, и пошли они далее вместе и шли до
наступления ночи. "Вижу я, - сказал солдат, - что мы из лесу не выберемся;
но вон вдали огонек - там, верно, найдется нам что поесть".
И точно, они подошли к каменному дому, постучались у дверей,
и им отворила старая женщина. "Мы ищем себе ночлег, - сказал солдат, - да
кой-какой подкладки для желудка, потому что мой-то пуст, как старый
ранец". - "Здесь вам нельзя оставаться, - сказала им женщина, - здесь
разбойничий притон, и вы отлично сделаете, если отсюда уберетесь
подобру-поздорову прежде, нежели они вернутся; если они вас здесь найдут, вам
несдобровать". - "Ну, что ж за важность! - сказал солдат. - У меня
уже два дня во рту маковой росинки не было, и мне решительно все равно - здесь
ли погибнуть или в лесу околеть от голода! Как хочешь, а я войду!"
Егерь не хотел с ним входить, но солдат втащил его насильно,
приговаривая: "Войдем, приятель! Ведь не сейчас же они до нас
доберутся?!"
Старуха сжалилась над ними и сказала: "Залезайте за
печку; коли от их ужина что-нибудь останется, то я вам эти остатки подам, когда
они заснут".
И чуть только успели они усесться в углу, как в дом
ворвались с шумом двенадцать разбойников, сели за стол, уже накрытый для них, и
громко стали требовать, чтобы им подан был ужин. Старуха внесла большой кусок
жареного мяса, и разбойники принялись за него очень деятельно.
Когда солдат почуял запах жаркого, он сказал егерю: "Не
могу больше выдержать! Ей-ей, пойду сяду за стол и стану есть с ними
вместе". - "Да ведь ты нас обоих погубишь!" - сказал егерь и
стал его удерживать. Но солдат принялся громко кашлять.
Как только разбойники это услышали, они сейчас побросали
вилки и ножи, вскочили из-за стола и нашли обоих незваных гостей за печкой.
"Ага, господа честные, - крикнули разбойники, - вы что
тут в углу поделываете? Чего вам здесь надо? Или вы сюда разведчиками присланы?
Вот погодите, мы вас научим летать, подвязав к сухой ветке". - "Ну,
ну, повежливее, - сказал солдат, - я голоден, как собака, дайте мне поесть, а
там делайте со мною, что вам будет угодно".
Разбойники опешили, и атаман их сказал: "Вижу я, что ты
не из трусливого десятка; ладно, дадим тебе поесть, а там и в петлю". -
"Ну, это еще не сейчас, - сказал солдат, присел к столу и храбро принялся
за жаркое.
- Франтприятель, ступай сюда и ешь, - крикнул он егерю, -
ведь и ты не меньше меня проголодался, а такого славного жаркого тебе, пожалуй,
и дома не дадут!"
Однако же егерь отказался от еды. А разбойники смотрели на
солдата с изумлением и говорили между собою: "Бесцеремонный малый! Нечего
сказать!"
Затем солдат сказал: "Теперь, пожалуй, уж еды-то и
довольно, так не дурно было бы и выпить чего-нибудь хорошенького".
Атаман расположен был даже, и это допустить и крикнул
старухе: "Принеси-ка нам бутылочку вина из погреба да смотри - из самых
лучших".
Солдат откупорил бутылку со звоном, подошел с бутылкою к
егерю и сказал: "Приметь, приятель, теперь увидишь ловкую штуку: я
предложу выпить за здоровье всей шайки".
Тут он поднял бутылку над головами всех разбойников и
воскликнул: "Пью за ваше здоровье, ребята, чтоб сидеть вам рот раскрывши
да правую руку поднявши!"
И запил этот тост хорошим глотком вина.
И что же? Едва он произнес эти слова, как они все словно
окаменели: сидят, не ворохнутся, рот открыв, правую руку вверх подняв!
Тут егерь сказал солдату: "Вижу я, что ты умеешь всякие
фокусы проделывать, однако пойдем отсюда и поскорее - домой". - "Ото,
приятель! Это уж значило бы слишком рано отретироваться; мы врага разгромили,
так надо и добычей поживиться. Они крепко сидят, и видел, как рот открыли от
изумления! А двинуться не смеют, пока я не дозволю. Ступай-ка поешь да
выпей!"
