Лягушонок постучал вторично и голос подал:
Королевна, королевна!
Что же ты не отворяешь?!
Иль забыла обещанья
У прохладных вод колодца?
Королевна, королевна,
Что же ты не отворяешь?
Тогда сказал король: "Что ты обещала, то и должна
исполнить; ступай и отвори!"
Она пошла и отворила дверь.
Лягушонок вскочил в комнату и, следуя по пятам за
королевной, доскакал до самого ее стула, сел подле и крикнул: "Подними
меня!" Королевна все медлила, пока наконец король не приказал ей это
исполнить. Едва лягушонка на стул посадили, он уж на стол запросился; посадили
на стол, а ему все мало: "Придвинь-ка, - говорит, - свое блюдце золотое
поближе ко мне, чтоб мы вместе покушали!"
Что делать?! И это исполнила королевна, хотя и с явной
неохотой. Лягушонок уплетал кушанья за обе щеки, а молодой хозяйке кусок в
горло не лез.
Наконец гость сказал: "Накушался я, да и притомился.
Отнеси ж меня в свою комнатку да приготовь свою постельку пуховую, и ляжем-ка
мы с тобою спать". Расплакалась королевна, и страшно ей стало холодного
лягушонка: и дотронуться-то до него боязно, а тут он еще на королевниной
мягкой, чистой постельке почивать будет!
Но король разгневался и сказал: "Кто тебе в беде помог,
того тебе потом презирать не годится".
Взяла она лягушонка двумя пальцами, понесла к себе наверх и
ткнула в угол.
Но когда она улеглась в постельке, подполз лягушонок и
говорит: "Я устал, я хочу спать точно так же, как и ты: подними меня к
себе или я отцу твоему пожалуюсь!" Ну, уж тут королевна рассердилась до
чрезвычайности, схватила его и бросила, что было мочи, об стену. "Чай
теперь уж ты успокоишься, мерзкая лягушка!"
Упавши наземь, обернулся лягушонок статным королевичем с
прекрасными ласковыми глазами. И стал он по воле короля милым товарищем и
супругом королевны. Тут рассказал он ей, что злая ведьма чарами оборотила его в
лягушку, что никто на свете, кроме королевны, не в силах был его из колодца
вызволить и что завтра же они вместе поедут в его королевство.
Тут они заснули, а на другое утро, когда их солнце
пробудило, подъехала к крыльцу карета восьмериком: лошади белые, с белыми
страусовыми перьями на головах, сбруя вся из золотых цепей, а на запятках стоял
слуга молодого короля, его верный Генрих.
Когда повелитель его был превращен в лягушонка, верный
Генрих так опечалился, что велел сделать три железных обруча и заковал в них
свое сердце, чтобы оно не разорвалось на части от боли да кручины.
Карета должна была отвезти молодого короля в родное
королевство; верный Генрих посадил в нее молодых, стал опять на запятки и был
рад-радешенек избавлению своего господина от чар.
Проехали они часть дороги, как вдруг слышит королевич позади
себя какой-то треск, словно что-нибудь обломилось. Обернулся он и закричал:
- Что там хрустнуло, Генрих? Неужто карета?
- Нет! Цела она, мой повелитель... А это
Лопнул обруч железный на сердце моем:
Исстрадалось оно, повелитель, о том,
Что в колодце холодном ты был заключен
И лягушкой остаться навек обречен.
И еще, и еще раз хрустнуло что-то во время пути, и королевич
в эти оба раза тоже думал, что ломается карета; но то лопались обручи на сердце
верного Генриха, потому что господин его был теперь освобожден от чар и
счастлив.
Дружба кошки и мышки
Кошка познакомилась с мышкой и столько пела ей про свою
великую любовь и дружбу, что мышка наконец согласилась поселиться с нею в одном
доме и завести общее хозяйство. "Да, вот к зиме нужно бы нам наготовить
припасов, а не то голодать придется, - сказала кошка. - Ты, мышка, не можешь
ведь всюду ходить. Того гляди, кончишь тем, что в мышеловку угодишь".
Добрый совет был принят и про запас куплен горшочек жиру.
Но не знали они, куда его поставить, пока наконец после долгих рассуждений
кошка не сказала: "Я не знаю места для хранения лучше кирхи: оттуда никто
не отважится украсть что бы то ни было; мы поставим горшочек под алтарем и примемся
за него не прежде, чем нам действительно понадобится".
Итак, горшочек поставили на хранение в верном месте; но
немного времени прошло, как захотелось кошке отведать жирку, и говорит она
мышке: "Вот что я собиралась тебе сказать, мышка: звана я к сестре двоюродной
на крестины; она родила сынка, белого с темными пятнами - так я кумой буду. Ты
пусти меня сегодня в гости, а уж домашним хозяйством одна позаймись". -
"Да, да, - отвечала мышь, - ступай себе с Богом; а если что вкусное
скушать доведется, вспомни обо мне: я и сама бы не прочь выпить капельку
сладкого красного крестинного винца".
Все это были выдумки: у кошки не было никакой двоюродной
сестры, и никто не звал ее на крестины. Пошла она прямехонько в кирху,
пробралась к горшочку с жиром, стала лизать и слизала сверху жирную пленочку.
Потом прогулялась по городским крышам, осмотрелась кругом, а затем растянулась
на солнышке, облизываясь каждый раз, когда вспоминала о горшочке с жиром.
Только ввечеру вернулась она домой. "Ну, вот ты и
вернулась, - сказала мышь, - верно, весело денек провела". - "Да,
недурно", - отвечала кошка. "А как звали новорожденного?" -
"Початочек", - коротко отвечала кошка. "Початочек?! -
воскликнула мышь. - Вот так удивительно странное имя! Или оно принято в вашем
семействе?" - "Да о чем тут рассуждать? - сказала кошка. - Оно не
хуже, чем Крошкокрад, как зовут твоих крестников".
Немного спустя опять одолело кошку желание полакомиться.
Она сказала мышке: "Ты должна оказать мне услугу и еще раз одна
позаботиться о хозяйстве: я вторично приглашена на крестины и не могу отказать,
так как у новорожденного отметина есть: белое кольцо вокруг шеи".
Добрая мышь согласилась, а кошка позади городской стены
проскользнула в кирху и съела с полгоршочка жиру. "Вот уж именно ничто так
не вкусно, как то, что сама в свое удовольствие покушаешь", - сказала она,
очень довольная своим поступком.
Когда она вернулась домой, мышь опять ее спрашивает:
"Ну, а как этого детеныша нарекли?" - "Середочкой", -
отвечала кошка. "Середочкой?! Да что ты рассказываешь?! Такого имени я
отродясь не слыхивала и бьюсь об заклад, что его и в святцах-то нет!"
А у кошки скоро опять слюнки потекли, полакомиться
захотелось. "Бог любит троицу! - сказала она мышке. - Опять мне кумой быть
приходится. Детеныш весь черный как смоль и только одни лапки у него беленькие,
а на всем туловище ни одного белого волоска не найдется. Это случается в два
года раз: ты бы отпустила меня туда". - "Початочек, Середочка... -
отвечала мышь. - Это такие имена странные, что меня раздумье берет". -
"Ты все торчишь дома в своем темно-сером байковом халате и со своей
длинной косицей, - сказала кошка, - и причудничаешь: вот что значит днем не
выходить из дому".
