Девочка страшно перепугалась и начала плакать и кричать, и
побежала к матери своей. "Ах, матушка, я сбила голову моему братцу!"
- и плакала, и плакала, и не могла утешиться. "Доченька, - сказала мать, -
что ты наделала? Но теперь-то уж замолчи, чтобы никто этого не знал; ведь
теперь уж этого не воротишь! Давай разварим его в студень".
И взяла мачеха своего мертвого пасынка, разрубила его на
куски, положила его в лохань и разварила в студень. А дочь ее при этом стояла и
плакала, и плакала, и все слезы ее падали в лохань, так что даже и соли в
студень не понадобилось класть.
Вот вернулся отец домой, сел за стол и сказал: "А где
же мой сын?" А мать принесла на стол большущее блюдо студня, между тем как
дочка ее все плакала и плакала, и никак не могла удержаться от слез.
Отец между тем спросил еще раз: "Да где же мой
сын?" Мачеха отвечала: "Он ушел в гости к своему деду; там хотел он
некоторое время остаться".
- "Да что ему там делать? Ушел, даже и не простился со
мной?" - "О, ему очень хотелось туда пойти, и он у меня просил
позволения остаться там эту неделю: его ведь все там ласкают". - "А
все же, - сказал отец, - мне очень жаль, что он не простился со мною".
С этими словами он принялся за еду и сказал дочке: "Что
ты плачешь? Ведь братец-то твой вернется же! - потом, обратясь к жене, добавил:
- Жена! Какое ты мне подала вкусное блюдо! Подбавь-ка мне еще!" И чем
более он ел, тем более хотелось ему еще и еще, и он все приговаривал:
"Подкладывай больше, пусть ничего на блюде не останется!" И все-то
ел, ел, а косточки все под стол метал - и наконец съел все дочиста.
А дочка его достала из комода свой лучший шелковый платочек,
сложила в него из-под стола все косточки и хрящики и понесла вон из дома,
обливаясь горькими слезами.
Выйдя на средину двора, она положила косточки в платочек под
дерево, что там росло, на зеленую травочку, и у ней стало легко на сердце, и
слезы ее иссякли.
И увидела она, что дерево вдруг зашевелилось - ветви его
стали расходиться и сходиться, словно руки у человека, когда он от радости
начинает размахивать руками и хлопать в ладоши.
Затем от дерева отделился как бы легкий туман, а среди
тумана блистал и огонь, и из этого-то огня вылетела чудная птица и запела
чудную песенку, и высоко-высоко поднялась в воздух.
Когда же она совсем исчезла из виду, тогда и ветви на дереве
перестали двигаться, и платок с косточками, что лежал под деревом, пропал
бесследно.
А у сестрицы на душе стало так легко и приятно, как если
бы братец ее был еще в живых. И она вернулась домой веселая, села за стол и
стала есть.
Птица полетела и села на дом золотых дел мастера, и стала
петь свою песенку:
Меня мачеха убила,
Мой отец меня же съел.
Моя милая сестричка
Мои косточки собрала,
Во платочек их связала
И под деревцем сложила.
Чивик, чивик! Что я за славная птичка!
Мастер сидел в своей мастерской и делал золотую цепь, когда
услышал птичку, которая пела на крыше дома, и песенка показалась ему очень
привлекательной.
Он поднялся со своего места, и когда сошел сверху вниз,
то потерял одну туфлю. Так он и на середину улицы вышел в одной туфле и в одном
носке, опоясанный фартуком, с золотой цепью в одной руке, с клещами в другой...
А солнце-то так и светило на улице! Вот он и стал как
вкопанный, и давай смотреть на птичку. "Птичка, - сказал он, - как ты
славно поешь! Спой-ка мне еще раз свою песенку!" - "Нет, - сказала
птичка, - я дважды даром петь не стану. Дай мне эту золотую цепочку, тогда я
тебе и еще раз спою мою песенку". - "Вот, на тебе золотую цепь;
только спой мне еще раз".
Тогда подлетела птичка, взяла золотую цепь в правую лапку,
села против мастера и запела:
Меня мачеха убила,
Мой отец меня же съел.
Моя милая сестричка
Мои косточки собрала,
Во платочек их связала
И под деревцем сложила.
Чивик, чивик! Что я за славная птичка!
Оттуда полетела птичка к башмачнику, присела к нему на крышу
и запела:
Меня мачеха убила;
Мой отец меня же съел.
Моя милая сестричка
Мои косточки собрала,
Во платочек их связала
И под деревцем сложила.
Чивик, чивик! Что я за славная птичка!
Башмачник услышал песенку, выбежал из дому в одном жилете и
стал смотреть на крышу, прикрывая ладонью глаза от солнца. "Птичка, -
сказал он, - да как же ты славно поешь! - И жену башмачник вызвал из дома: -
Поди-ка сюда, глянь-ка на птичку! Вот так птичка, как отлично распевает!"
Потом позвал он и дочь свою, и детей, и подмастерьев, и работников, и служанку,
и все вышли на улицу и смотрели на птицу, и любовались ею.
А птичка была и точно красивая: перышки на ней красные и
зеленые, а около шейки - словно чистое золото, а глазки у ней блистали как
звездочки.
"Птичка, - сказал башмачник, - спой ты мне свою
песенку еще раз". - "Нет, - сказала птичка, - дважды я не пою даром.
Подари мне что-нибудь".
- "Жена, - приказал башмачник, - ступай ко мне в
мастерскую; там стоит у меня пара совсем готовых красных башмаков, принеси их
мне сюда".
Жена пошла и принесла башмаки. "Вот тебе, птичка! -
сказал башмачник.
- Ну, а теперь спой мне свою песенку".
Птичка слетела, взяла у него башмаки в левую лапку, потом
опять взлетела на крышу и запела:
Меня мачеха убила,
Мой отец меня же съел.
Моя милая сестричка
Мои косточки собрала,
Во платочек их связала
И под деревцем сложила.
Чивик, чивик! Что я за славная птичка!
А пропевши песенку, птичка полетела: цепочку держала она в
когтях правой лапки, а башмаки - в когтях левой лапки, и прилетела она прямо на
мельницу, которая работала на полном ходу и постукивала так: плики-пляки,
плики-пляки, плики-пляки.
Да на мельнице же сидело человек двадцать рабочих, которые
обтесывали жерновой камень и выбивали молотками: тик-так, тик-так, тик-так - и
мельница вторила их работе своим постукиваньем.
Птичка опустилась на липу, которая росла у самой мельницы, и
запела:
Меня мачеха убила...
Один рабочий перестал работать.
