Наконец-таки удалось ему ухватить воробья рукой. "Не
прикажешь ли убить его?" - спросила извозчика жена. "Не-е-т! -
воскликнул он. - Убить его мало! Надо его уморить мучительной смертью - я
проглочу его живьем!" Взял да разом и проглотил воробья.
А воробей-то начал у него в желудке летать да попархивать и
наконец опять взлетел извозчику в самую глотку, а оттуда в рот, выставил изо
рта голову и крикнул: "Извозчик, а ты все же поплатишься мне жизнью!"
Тогда извозчик подал жене своей крюк и сказал: "Жена,
убей ты воробья у меня во рту!" Жена крюком ударила, да маленько
промахнулась и угодила мужу крюком по голове, убив его наповал. А воробей тем
временем изо рта его выпорхнул и улетел.
Фридер и Катерлизхен
Жили-были на белом свете муж (которого звали Фридер) да жена
(ее звали Катерлизхен); поженились они не так давно и считались все еще
молодыми.
Однажды сказал Фридер: "Я пойду в поле, Катерлизхен;
а как вернусь оттуда, пусть у тебя тогда на столе будет приготовлено что-нибудь
жареное для утоления голода да какое-нибудь прохладительное питье для утоления
жажды". - "Ступай, ступай, Фридер, - отвечала ему Катерлизхен, - уж я
тебе все как следует приготовлю".
Когда же наступило время обеда, она достала из трубы
колбасу, которая там коптилась, положила ее на противень, подбавила к ней
маслица и поставила противень на огонь. Колбаса стала поджариваться и шкворчать
на противне, а Катерлизхен, стоя около огня и держась за ручку противня, сама
про себя раздумывала...
"А что? - пришло вдруг ей в голову. - Пока колбаса
изжарится, ведь я бы тем временем могла в погреб спуститься и питья
нацедить".
Вот она установила противень-то на огне покрепче, взяла кружку,
сошла в погреб и стала цедить пиво. Течет пиво в кружку, Катерлизхен на него
смотрит, да вдруг и спохватилась: "Э-э, собака-то у меня наверху не
привязана! Пожалуй, еще колбасу-то из противня вытащит, вот будет
дело-то!" - ив один миг взбежала по лестнице из погреба...
И видит: собака уж держит колбасу в зубах и волочит ее за
собою по земле.
Однако же Катерлизхен не ленива бегать, пустилась за собакой
в погоню и гналась за нею довольно-таки долго по полю; но собака бежала быстрее
ее и колбасы из зубов не выпускала, и уволокла ее за поле. "Ну, что есть -
то есть!" - сказала Катерлизхен, вернулась назад и, утомившись от беготни,
пошла домой тихонько, чтобы немного остудить себя.
А тем временем пиво из бочки бежало да бежало, потому что
Катерлизхен забыла кран завернуть; налилась кружка полная, а потом потекло пиво
мимо кружки в погреб и текло до тех пор, пока вся бочка не опорожнилась.
Катерлизхен еще с лестницы увидела, какая беда случилась в
погребе. "Вот тебе на! - воскликнула она. - Что теперь делать, чтобы
Фридер этой беды не заметил?"
Подумала, подумала, да и вспомнила, что еще с последней
ярмарки на чердаке лежит у них мешок отличной пшеничной муки, вот и придумала
она тот мешок с чердака снести да в погребе и рассыпать по полу, залитому
пивом. "Да, уж это можно сказать! - подумала она. - Запас беды не чинит и
в нужде пригождается!"
Полезла она на чердак, стащила оттуда мешок и спустила его с
плеч как раз на кружку, полную пива; кружка опрокинулась, и питье,
приготовленное для Фридера, тоже разлилось по погребу.
"Недаром люди говорят, - проговорила Катерлизхен, - что
где одно положено, там и другому найдется место!" - и рассыпала муку из
мешка по всему погребу. И когда рассыпала, налюбоваться не могла на свою работу
и даже сказала: "Вот как тут все чисто и опрятно теперь!"
В обеденное время пришел и Фридер домой. "Ну-ка,
Катерлизхен, что ты мне приготовила?" - "Ах, Фридер! - отвечала она.
- Задумала я тебе колбасу изжарить; но пока я пиво из бочки цедила в погребе,
собака утащила колбасу с противня; а как я погналась за собакой, все пиво из
бочки ушло; задумала я погреб от пива пшеничной мукой высушить и кружку с пивом
тоже опрокинула. А впрочем, будь покоен, в погребе теперь у нас сухо". -
"Женушка, женушка! - сказал ей Фридер. - Лучше бы ты этого не делала!
Колбасу дала собаке утащить, пиву дала из бочки утечь да еще пиво засыпать
пшеничной мукой выдумала!" - "Такто так, муженек! Да ведь я всего
этого не предвидела: ты бы должен был мне все вперед сказать".
Фридер подумал: "Ну, если и дальше так с женой пойдет,
так и точно придется мне самому обо всем заранее подумать".
Вот и случилось, что накопивши порядочную сумму талерами,
променял он их на золото и сказал Катерлизхен: "Вот видишь тут эти желтые
черепочки? Эти черепочки я сложу в горшок да зарою в хлеву под яслями у коровы;
только смотри - не трогай их, а не то тебе от меня достанется!" И она
сказала: "Нет, муженек, ни за что не трону".
Когда же Фридер ушел, пришли в деревню торговцы продавать
глиняные кружки и горшки и спросили у Катерлизхен, не желает ли она что-нибудь
купить. "Э-э, добрые люди, - сказала Катерлизхен, - нет у меня никаких
денег, и ничего я у вас купить не могу; а вот если вам нужны желтые черепочки,
так на черепочки и я бы у вас кое-что купила". - "Желтые черепочки? А
почему бы не нужны? Покажи-ка их нам!" - "Так вот ступайте в хлев и
поройтесь под яслями у коровы, там и найдете желтые черепочки в горшке, а я при
этом и быть не смею!"
Плуты-торговцы пошли по ее указанию, порылись под яслями и
отрыли чистое золото. Золото они забрали, да с ним и бежали, а товар свой,
горшки да кружки весь в доме покинули.
Катерлизхен и подумала, что и эта новая посуда ей
пригодиться может; но так как на кухне в ней не было недостатка, то у всех
новых горшков она повыбивала дно и расставила их в виде украшения на заборные
столбы вокруг всего дома.
Как вернулся Фридер домой, как завидел это новое украшение,
так и стал говорить: "Дорогая, что это ты опять наделала?" - "А
это я купила, дорогой, на те желтые черепочки, что под яслями у коровы зарыты
были... Сама-то я туда не ходила - так продавцы уж их откопали". -
"Ах, Катерлизхен! Что ты наделала? Ведь это же не черепки были, а чистое
золото, и в том было все наше состояние. Ты бы этого не должна была
делать!" - "Так-то так, дорогой, - отвечала она, - да я же этого не
знала; ты бы мне должен был наперед сказать".
Постояла минутку Катерлизхен, подумала и говорит:
"Послушай-ка, муженек, ведь золото твое ты можешь снова добыть, побежим
скорее вслед за ворами". - "Пойдем, пожалуй, - сказал Фридер, -
попытаемся; захвати только с собою хлеба и сыра, чтобы было нам что по дороге
перекусить". - "Ладно, муженек, захвачу".
Пустились они в погоню, и так как Фридер был на ногу легче
жены, то Катерлизхен от него и поотстала. "Этак-то еще и лучше, - подумала
она, - как будем назад возвращаться, мне же менее идти придется".
