Вряд ли Чаяк понял все слова, но смысл жестов уловил и убрал буксирный багор. Его байдара взяла чуть левее и устремилась к берегу. Кирилл же насухо вытер руку о штаны, достал из бочонка щепоть пороху, высыпал её на полку, пробрался обратно на корму и, дождавшись, когда течением повернёт лодку так, чтобы с гарантией никого не задеть, ткнул фитилём в осыпающуюся кучку возле запального отверстия. Сначала ему показалось, что он зря старался — фитиль просто потух. Однако потом последовала вспышка и... жахнуло!
Если бы выстрел производился с борта, а не с носа, переворот, наверное, был бы гарантирован. Орудие отдачей перекосило, оно съехало на ремнях вниз. Впрочем, бомбардир и в мыслях не держал, что пушка может снова понадобиться. Он кое-как разобрал вёсла и начал устраиваться для гребли. Пока он этим занимался, тяжёлое деревянное корыто повернулось на 180 градусов, и гребец оказался спиной к «сцене» театра военных действий. Работать вёслами в таком положении было относительно удобно, но не видно, куда плывёшь. Пришлось разворачиваться, чтобы табанить. К тому времени, когда корабль занял нужное положение в пространстве, перед стенами крепости уже шёл процесс десантирования. Оттуда доносились крики и редкие ружейные выстрелы. Вне зависимости от своего желания Кирилл оказался в роли зрителя, рискующего, правда, в любой момент получить шальную пулю.
Пока он работал брёвнами, изображающими вёсла, высадка закончилась. Однако атакующие не полезли на стены, высота которых далеко не везде превышала три-четыре метра, а распределились среди кустов вдоль берега и принялись перестреливаться с защитниками. В крепость полетели стрелы и камни из пращей, в ответ — тоже стрелы и ружейные выстрелы. Кто находился в более выгодном положении, объяснять было не нужно.
Лодка никак не желала двигаться по прямой. Кирилл люто злился на неё, на себя и на то безобразие, которое творилось у него на глазах: «Одну из исторических загадок можно считать решённой! А именно: каким образом русские конквистадоры умудрялись в своих острогах отбивать штурмы и выдерживать осады противника, чья численность была многократно выше? Мало того, что им обычно удавалось отбиться, они делали это с буквально символическими потерями! Причём вооружены русские были по европейским меркам плохо, обучены и того хуже. Противостояли же им чуть ли не профессиональные воины! А ларчик просто открывался: первые шкуру свою спасали, а вторые демонстрировали друг другу удаль молодецкую. Причём делали это не как лучше, а как у них принято. Вон, кажется, знаменитый силач из посёлка Нугун вышел вперёд — весь в костяных доспехах — и пуляет из своего дальнобойного лука. А вокруг него суетятся «подмышечные» помощники. Зачем, спрашивается, он вылез? Ведь дождётся пули, от которой никакой доспех не спасёт! Идиот! Все — идиоты!! Э-э... А-а... А куда это, собственно говоря, я плыву? И зачем?! Меня ж там убьют!»
Было совершенно ясно, что все задумки со стрельбой, переговорами, освобождением пленных — просто наивные фантазии дилетанта. Однако не менее ясным оказалось и другое: он — человек из иного мира — желает поскорее оказаться на берегу, где идёт битва: «Но почему?! С какой стати?! А вот ХОЧУ — и всё!! Потому что ТАМ УБИВАЮТ МОИХ ЛЮДЕЙ — друзей, родственников, знакомых! Ч-чёрт, ну какие ж они мне родственники?!.»
Никаких рациональных ответов на заданные вопросы не существовало, и Кирилл просто поддался душевному порыву. Он перестал табанить, развернул лодку и заработал вёслами обычным способом — до треска напрягая мышцы спины и ног.
Когда Кирилл оказался на берегу, перестрелка почти прекратилась — человек на стене махал руками и что-то кричал. Учёный пробрался туда, где рядом стояли Рычкын и Чаяк:
— Это кто там? Чего хочет?
— Мэгый вроде бы, — ответил Рычкын. — Говорит, что если мы не уйдём, то менгиты убьют и его, и всех людей, которые у них есть.
— Правильный приём — ничего не скажешь! — вздохнул Кирилл. — А много у них пленных?
— Кто его знает — давай спросим!
Спрашивать, однако, не пришлось: над зубьями частокола показалась ещё одна черноволосая голова, а потом и корпус человека, одетого в летнюю парку. Руки он держал в каком-то странном положении.
— А это ещё кто такой? — удивился Кирилл.
— Кажется, младшая жена Мэгыя, — не очень уверенно ответил Чаяк. — Зачем же они ей руки связали?
— Хы-хы, бабы боятся! — догадался Рычкын. — Лучше б...
Он не договорил — рядом с первой фигурой на мгновение возникли две головы в островерхих железных шапках. Раздался тонкий пронзительный крик, и женщина полетела вниз — её, похоже, сбросили со стены.
До земли было метров пять, но она не долетела — верёвка с петлёй, надетая ей на шею, оказалась короткой.
— Задушили, — констатировал Чаяк. — Интересный способ — мы так не делаем.
— Конечно, — кивнул Рычкын, — у нас таких заборов нет. А зачем они бабу-то? Смотри, вон ещё одну ведут.
— Ага. С ребёнком, кажется.
— У Мэгыя разве была беременная жена?
— Не-ет, конечно! Это у его старшего сына должна была весной родить. Наверное, она и есть.
— Скорее всего. А чего они её не связали? И раздели зачем-то?
— Сейчас, наверное, увидим...
Кирилл слушал этот неспешный диалог старых воинов и слова не мог вымолвить. Их у него возникло столько, что он просто захлебнулся.
Орущего младенца насадили на один из кольев забора. Женщину сбросили со стены вниз — со вспоротым животом.
Падение тела на землю было отмечено радостными криками таучинов. Оказалось, что один из палачей, переваливая через острия дергающееся окровавленное тело, слишком сильно высунулся. И получил стрелу в шею! Не факт, конечно, что она у него не была защищена кольчугой, но попадание отметило большинство зрителей. Обороняющиеся этот опыт учли — следующую жертву, как и первую, просто повесили на частоколе.
Уразумев, очевидно, что казнь женщин на врагов впечатления не производит, менгиты перешли к мужчинам. Простого повешения никто из них не удостоился — фантазия у палачей была изощрённой.
Кирилл наконец обрёл дар речи:
— Что ж вы стоите?! Они ж людей убивают!!
— Плохо убивают, — вздохнул Чаяк. — Мы тоже не дадим им умереть правильно.
— Да что ж ты говоришь такое?! Надо же... Грузиться и уходить надо! Тогда их в живых оставят!
— Ты думаешь? А зачем?
Учёный не нашёлся что ответить. Целая стая мыслей в его голове сбилась в кучу, смешалась: «Казнь заложников — очень древний приём. Стоит показать, что он срабатывает, проявить слабость, и он превратится в систему...»
Он так ничего и не придумал, кроме одного — надо что-то делать. Дальше всё получилось как-то рефлекторно. Когда над частоколом появилась голова очередной жертвы, он кинулся вперёд и, пробежав десяток метров, заорал, размахивая руками:
— Стойте! Прекратите! Таучины говорить с вами будут!
