— Ну и что? А почему вы решили, что в прошлом нашего мира дело обстояло иначе? В семнадцатом-восемнадцатом веке никто ж анализов не делал! Откуда такие данные?
— По восемнадцатому веку информации действительно почти нет, зато её много по девятнадцатому. Тогда местное население поили все, кому не лень, хотя это и было запрещено правительством. И никто — понимаешь? — никто, ни один наблюдатель не зафиксировал хоть одного непьющего таучина! Хоть мужчину, хоть женщину!
— Н-ну... Разве это показатель?
— Да, показатель: стереотип поведения однозначно подтверждает, что устойчивых к алкоголю не было!
— Что-то я не пойму, Андрей Константинович, — признался Кирилл, — ведь параллельные миры — это различные исторические судьбы... Ну какое может иметь значение, с какой силой члены того или иного общества страдают с похмелья? Это ж бытовые мелочи...
— Это — не мелочи! — заявил Селиверстов и вдруг заговорил убеждённо и страстно: — Реакция на алкоголь обычно наследуется не сама по себе, а вместе с целым букетом других свойств! В том числе с инстинктивными программами! С программами, определяющими поведение людей иной расы! Той, которая тысячи лет назад прошла через революцию неолита — расы воров и тружеников, святых и подонков!!
— По-моему, мы такого не проходили, — пожал плечами Кирилл. — Ну, неолит — это переход к производящему хозяйству... Вместо, значит, охоты и собирательства... А при чём тут инстинктивные программы? Ферменты какие-то...
— Придётся читать лекцию, — вздохнул старик. — Слушать будешь или ты из тех, кто всё, ему неизвестное, считает глупостью?
— Буду.
— Тогда слушай. Человек, в отличие от животных, имеет большую свободу выбора. Но крупные человеческие коллективы, в целом, подчиняются законам развития популяций. Пресловутая неолитическая революция, переход к производящему хозяйству имеет ту же природу.
— Как это?!
— А вот так! Любые зверушки, освоив новую территорию или новый способ добывания пищи, немедленно увеличивают свою численность. Причём увеличивают не в соответствии с ресурсами, а с перебором. После чего начинается голод и спад численности, но опять-таки не до уровня соответствия ресурсам, а ещё ниже. В итоге появляется некий избыток продуктов питания и начинается новый всплеск. И так без конца — у животных. Человек начал выращивать полезные растения и разводить скот — это резко расширило его ресурсную базу. Причём по двум линиям сразу: освоение новых территорий и увеличение производительности труда на прежних. Только увеличение численности всё равно оказалось избыточным. В итоге последние тысячи лет производящая часть человечества почти всё время живёт в условиях дефицита ресурсов.
— Это, наверное, и является стимулом для развития?
— Можно сказать и так. В кризисных условиях вырабатываются или активизируются определённые инстинктивные программы — совсем иные, чем при относительно стабильном благополучии. В частности, появляется стремление к формированию жёстких иерархических пирамид — с доминантом наверху, с субдоминантами посередине и обычной публикой в основании. Именно эти пирамиды и облекаются каменной плотью государств и империй.
— Здрасьте! Всю жизнь считалось, что государство — продукт человеческого разума!
— Внешнее оформление инстинктивной программы, включая строительство дворцов, действительно является продуктом разума, но сама идея принадлежит природе — не надо брать на себя лишнего.
— Погодите! — осенило вдруг Кирилла. — Ведь что-то подобное писал... Дольник, кажется? Но вы-то откуда знаете?! И к чему мне это рассказываете? Мы же находимся фактически за пределами какого-либо государства!
— Это так, но здесь столкнулись люди, веками жившие в условиях жёсткой общественной иерархии, и те, у кого она даже не начала толком зарождаться. Неужели ты думаешь, что преимущество русским даёт огнестрельное оружие?
— Нет, конечно...
— Для тех же служилых существование в иерархической пирамиде естественно. Они умеют командовать и подчиняться, ради более высокого положения, ради чинов или богатства они готовы отцу родному глотку перегрызть, не то что какому-то туземцу!
— Н-ну-у, наверное, вы правы...
— Длительное проживание в условиях государства меняет способы мышления и даже строение мозга.
— Строение мозга?!
— У людей, не имеющих длительного исторического опыта выживания в условиях цивилизации, — у «дикарей» — мозг обычно больше, но та его часть, которая отвечает за абстрактное мышление, развита слабее. Зато гораздо лучше развито конкретно-художественное мышление. Такие люди плохо умеют подчиняться и командовать, с трудом переносят то, что мы называем дисциплиной, испытывают инстинктивное отвращение к регулярному нетворческому труду...
— ...Не умеют предавать и обманывать, — подхватил Кирилл, — соседей грабят из чисто спортивного интереса, а не корысти ради, в трудных же ситуациях просто кончают жизнь самоубийством! Так, да?
— Примерно. Таучины на наших глазах переходят к производящему хозяйству — к крупностадному оленеводству. Причём сами, без подсказки, без помощи «белого» человека! Они ещё не отравлены собственностью, не способны выживать за счёт ближнего, но не способны и к организации, к созданию жёсткой иерархической пирамиды. Значит, в конфликте с более зрелыми цивилизациями они обречены — при всей их воинственности! В нашем родном мире шли такие же процессы, и арктическая цивилизация умерла, не успев толком родиться. А в этой реальности таучинам кто-то занёс уникальный генетический материал. Ты можешь представить себе активный, воинственный первобытный народ, среди которого появились люди с мышлением, с волей «белого» человека? Их пока нет, но уже есть среда, есть субстрат, из которого могут вырасти ЛИЧНОСТИ! Те самые личности, которые творят историю! В общем, в отличие от нашей реальности, здесь таучинам дан шанс.
— Почти понял, но... — Кирилл лихорадочно и беспомощно пытался сообразить, что же мог знать о генетике учёный довоенного времени. К стыду своему, вспомнить этапы развития данной науки он не смог и решил вопрос на этом не заострять. — Значит, таучины могут победить? Но вы-то ведь — русский! А получается, что «болеете» не за «наших»!
— Когда мальчишка-охранник в лагере бил меня прикладом, «нашим» он меня не считал, — усмехнулся старик. — Но ты не думай, что это обида, что это месть. Просто я учёный... Кто знает, если в этой реальности один из арктических народов начнёт строить собственную историю, может, и у других всё сложится иначе? Не будет Гитлера, Сталина, Ленина Кирилл уже «объелся» заумной информацией и был бы рад поговорить о чём-нибудь другом. Ну, например, узнать, нельзя ли как-нибудь побыстрее вернуться в родной мир? И при этом забрать с собой Луноликую? Может быть, вон тот агрегат в углу, похожий на старинный радиоприёмник, как раз и предназначен для открытия «ворот»? Мысль эта так захватила Кирилла, что он спросил совершенно невпопад:
— Что же вы здесь принимаете? Какие волны ловите?
