— Да, но какой ценой!
— Ну, разве вы виноваты в том, что наша благословенная империя всё больше начинает напоминать датское королевство, в котором, по словам его принца, было что-то неладно, — философски заметил журналист. — Да и как может быть иначе, если большинству наших соотечественников хватает гражданского мужества лишь на то, чтобы вступать в гражданские браки.
Глава 28
ДВА НЕИСТОВСТВА
— Бедный Денис Васильевич! Так вот, значит, почему он меня вчера так явно сторонился, — задумчиво произнёс Кутайсов день спустя, любовно глядя на сидевшую напротив него фрейлину. — Ай-яй-яй! Однако всё это некрасиво получилось...
— Как вас прикажете понимать, Сергей Алексеевич? — удивилась мадемуазель Васильчикова. — О чём же вы раньше думали?
— То есть?
— Кто на том самом катке целовал мне руки и говорил, что я прелестна, как Снегурочка? Кто пылко утверждал, что от моей свежей прелести у него кружится голова? Кто горько сожалел, что владеет всего лишь пером, а не кистью, поэтому может запечатлеть мой образ для потомства только с помощью фотографического аппарата?
— Гм! — Журналист был весьма польщён тем, что его флиртующая болтовня так хорошо запомнилась собеседнице. В значительной мере это означало, что он ей весьма небезразличен да и горячие упрёки свидетельствовали о том же самом.
— И что же теперь, — продолжала фрейлина, глядя на него сердитыми, но от этого чертовски очаровательными глазами, — вы сожалеете, что я отвергла женатого человека, который к тому же намного меня старше?
— О нет, нисколько не сожалею, что отвергли, но мне немного жаль отвергнутого.
— Вот как? А я уж подумала, что вы посоветуете позвонить господину Винокурову и назначить ему новую встречу.
— Ни за ню и жизни я не дам вам такого совета! Давайте лучше выпьем за нашу собственную встречу! — И Кутайсов поднял бокал с шампанским. Они сидели за столиком в общем зале одного из самых шикарных ресторанов города «Вилле Родэ», залитом ярким светом хрустальных люстр, где публику развлекали румынские скрипачи в красных фраках, наигрывавшие томные и страстные цыганские мелодии.
Если Кутайсов был одет в элегантный серый костюм тройку, то на его спутнице было не менее элегантное голубое платье с небольшим декольте, дополненным голубой ленточкой на шее. Вдвоём они составляли красивую пару, и, хотя никто из них не говорил об этом вслух, оба мысленно сознавали это и втайне радовались.
— А я вчера видела последний номер «Сатирикона» с вашей карикатурой, — отпив шампанского и немного успокоившись, заявила Елизавета.
— И как она вам показалась?
— Очень забавно.
— Рад слышать, — благодарно улыбнулся журналист, которому и самому нравилась его последняя шутка. В своей карикатуре он спародировал бесчисленные рождественские открытки, которые сейчас, в канун Нового года, огромными тиражами печатали все российские издательства. На его собственной открытке, под неизменными виньетками, еловыми лапами и ангелочками, была изображена компания пьяных мужиков, чья профессия не оставляла сомнений, поскольку каждый из них в одной руке держал бокал, а в другой — сапог или сапожную колодку Помимо надписи: «Новогодние поздравления обществу трезвости», имелась и подпись — «Артель сапожников».
В этот момент всеобщее внимание привлёк длинный и худой поэт-декадент в чёрном фраке с увядшей белой розой в петлице. Он встал из-за стола и принялся на потеху публике громко декламировать своё стихотворение с претенциозным названием «Властелин мира». Поскольку смолк даже оркестр, какое-то время поневоле пришлось внимать этим виршам, исполняемым в обычной для поэтов данного направления манере — с завыванием и размахиванием руками:
Когда все сбудутся надежды
И все исполнятся желанья,
Тела истлеют и одежды,
Под чёрным камнем состраданья.
Левиафаном мир зловонный
Плывёт, в пучине звёздной пучась;
И я, мгновенно непокорный,
Свою предвосхищаю участь.
Не овладев ничьей любовью,
Не став тщеславия павлином,
Я не возвышусь над толпой,
Но так и сгину властелином.
Гигантским шаром раскалённым
Мозг катит к будущему тленью;
Пусть я родился обречённым,
Зачем мне жизнь без вожделенья?
Рогами чёрта мир проколот.
Скучны все вечные основы,
И только я, как юный овод,
Болванов жалю, старых, новых.
Мне вечной сказки этой, право,
Так бред наскучил стоязычный,
Что я сменил бы на октавы
Содом галактики столичной.
Ослам нужны метаморфозы,
Ослы без этого потеют,
Идей мне жалко грандиозных —
Они потом осиротеют.
Всем монументам — постаменты,
Миров мне жалко и невронов;
Какая малость — континенты!
Что для бессмертия короны?
Но оптимизм, как юный парий,
Всех соблазняя ножкой женской,
Мочился на могильный камень,
Где спит поэт Владимир Ленский.
Я потому устал от брани,
Что рано желчью изувечен;
Ведь только истин рдеют грани,
А бред, ей-богу, бесконечен!
Закончив чтение под общие аплодисменты, поэт небрежно поклонился, опустился на своё место и словно бы от избытка чувств уронил голову на скрещённые на столе руки.
— Что за бестактный болван... — начал было Кутай сов, но вновь отвлёкся, поскольку теперь зашумела гулявшая за соседним столиком компания, глава которой — крупный и солидный господин с ухоженной купеческой бородой, — громко провозгласил тост «За здравия царствующей династии»!
— Знаете, кто это? — подмигивая собеседнице, спросил журналист.
— Нет. А вы что — всех тут знаете?
— Не всех разумеется, но этот верноподданный господин — один из богатейших людей России, чья фамилия Парамонов. В самом начале года полиция провела обыск в его петербургском особняке и обнаружила документы, свидетельствовавшие о том, что он давал деньги на печатание и распространение революционной литературы. Весной его судили и приговорили к двум годам тюремного заключения, однако приговор был отменен вскоре после того, как господин Парамонов пожертвовал огромную сумму на сооружение храма-памятника в честь трёхсотлетия династии Романовых. Этот самый памятник, как вам, наверняка, известно, был недавно открыт и освящён на Полипе кой улице. Но знаете ли вы, что он ответил на вопрос, почему жертвует деньги и большевикам, и царской династии? «Я достаточно богат, чтобы поддерживать обе стороны!»
— В самом деле? Нет, я ничего этого не знала... — рассеянно отозвалась Елизавета, с любопытством поглядывая по сторонам, словно в ожидании новых сцен.
Кутайсов вовремя понял, что подобные политические анекдоты не слишком интересны его очаровательной собеседнице, поэтому, едва дождавшись, когда оркестр заиграет входившее в большую моду танго, тут же пригласил фрейлину танцевать, и она охотно согласилась.
