Но такие вещи надо делать инстинктивно, не задумываясь, поскольку теперь, едва первый запал прошёл, он почувствовал себя настолько некомфортно, что не мог дольше оставаться наедине с этим изучающим взглядом загадочных женских глаз.
— Вы меня извините, если я выйду, чтобы не портить вам настроение?
— Пожалуйста. — И Елизавета дёрнула за шнурок, связывавший её с кучером.
Оказалось, что они проехали совсем немного и — надо же такому случиться! — остановились на Гороховой улице, один из домов которой через пару лет станет резиденцией «святого старца», который переселится туда с Английского проспекта, превратив свою квартиру в неофициальный центр политической и общественной жизни столицы империи.
— Обещайте, что непременно позвоните, как только я вам понадоблюсь, — взмолился Винокуров, уже выйдя из кареты и стоя на тротуаре.
— Обещаю, — с неопределённой улыбкой на алых губах отвечала фрейлина. — Прощайте, Денис Васильевич, — добавила Елизавета с такой интонацией, из которой он мгновенно понял, насколько же её тяготило это нелепое свидание и какое облегчение она теперь испытывает.
Он неловко поклонился, уныло закрыл дверцу — и вздрогнул. К левому фонарю кареты было привязано голубовато-белое женское кашне, которое он неоднократно видел на собственной жене и которого не было, когда он садился в экипаж пятнадцать минут назад!
Потрясённый Винокуров шагнул вперёд и хотел было обратиться к кучеру, но тот взмахнул поводьями и карета резво тронулась с места. Неужели за ним следила жена? У Дениса Васильевича закружилась голова...
Глава 13
ПОСЛЕДНИЕ ПРИГОТОВЛЕНИЯ
— Куда же вы так внезапно исчезли, мой друг? — ласково заговорил великий князь, встречая своего гостя на пороге гостиной. — Честно признаться, я уже начал беспокоиться. Мы всё-таки живём в такое время, когда всякое может случиться.
— Простите, ваше высочество, — сдержанно извинился Муравский. — Был нездоров.
— Вот как? А я, знаете ли, даже обратился в сыскную полицию...
— И совершенно напрасно. Я всего лишь подыскал себе более удобную квартиру, однако во время переезда сильно простудился и два дня пролежал в горячке.
— Что же вы не дали мне знать? Я бы посоветовал вам лучших врачей.
— Спасибо, ваше высочество, однако в этом не было никакой необходимости.
— Надеюсь, что сейчас вам уже лучше?
— Да, я быстро исцеляюсь.
— Благодаря помощи высших сил? — заметно оживляясь, поинтересовался Александр Михайлович, на что его собеседник со сдержанной улыбкой кивнул головой. — Рад слышать, — продолжал великий князь, — в любом случае, надо будет предупредить моего доброго друга Макара Александровича Рурского о том, что ему нет необходимости продолжать ваши поиски.
Муравский дёрнулся, как от ожога, и по его лицу пробежала тень тревоги.
— Вы просили следователя Гурского меня найти? — глухо уточнил он.
— Да, а что такое? Вы с ним знакомы? Макар Александрович — милейший человек...
— Нет-с, я не имею чести знать этого господина. Однако мне совсем бы не хотелось обременять своей скромной особой нашу сыскную полицию.
— Не беспокойтесь, Григорий Васильевич, я сниму свою просьбу, — заверил великий князь. — Присаживайтесь и давайте поговорим о наших делах.
— С удовольствием, ваше высочество, — заверил Муравский, опускаясь в стоявшее возле окна кресло. — Могу заверить, что, несмотря на внезапно свалившуюся болезнь, я совершил все необходимые приготовления для задуманного нами медиумического сеанса.
— Очень рад это слышать, — оживился Александр Михайлович, закидывая ногу на ногу и облокачиваясь на полированную поверхность стола, — поскольку и с моей стороны тоже всё готово.
— Это надо понимать так, что вы достали необходимый нам предмет? — учтиво уточнил собеседник.
— Да, всё так и есть, и данный предмет сейчас находится вот в этой шкатулке. — Великий князь любовно погладил раззолоченную крышку стоявшего перед ним ларца замечательной работы. — Хотите взглянуть?
— Позже, ваше высочество, сначала давайте обговорим детали... Однако, мне кажется, вас что-то смущает?
— О нет, Григорий Васильевич, просто давно хотел задать вам один вопрос.
— Я весь внимание.
— Почему вы решили выбрать для нашего сеанса именно дух Казановы? Помнится, когда вы впервые предложили мне сей спиритический опыт, вам ещё не было известно, что этот знаменитый итальянец в своё время неоднократно посещал покои моего дворца.
— Простите, ваше высочество, — учтиво поклонился Муравский, слегка приподнявшись с кресла, — однако мне это было известно.
— Неужели вы и раньше общались с его духом и он поведал вам такую подробность?! — радостно воскликнул Александр Михайлович, причём его глаза при этом заблестели совершенно по-детски, как это бывает, когда ребёнок находит правильный ответ на загадку.
— Всё именно так, как вы изволили предположить, — сдержанно улыбнулся собеседник.
— Хорошо, просто отлично! Однако не получится ли так, что ценой множества усилий мы вызовем его дух, но не сможем задать ему ни одного интересующего нас вопроса. Не слишком ли дорогую цену мы можем заплатить за пробный, но бесплодный опыт?
— Позвольте с вами не согласиться. Почему ваше высочество полагает, будто нам не о чем будет спросить человека, общавшегося с крупнейшими правителями и политиками своего времени, начиная от турецкого паши и кончая Екатериной Великой? Господин Казанова прекрасно разбирался в политике и совершенно точно оценивал революционные потрясения своего времени. Как вы, ваше высочество несомненно, помните, несмотря на своё разночинное происхождение, он был яростным противником Французской революции и горячим приверженцем сословной монархии. В своё время синьор Джакомо даже написал огромное, на ста двадцати страницах, письмо Робеспьеру, где доказывал, что нельзя лишать людей веры или счастливых предрассудков, нельзя насильно, железом и кровью, вести людей к их же собственному благу, а гильотина никак не может являться символом гражданских свобод. Само слово «якобинец» было для него злейшим ругательством, а куда, как не в якобинцы, метят современные последователи Робеспьера?
— Вы меня убедили, — улыбаясь, заявил великий князь, — после вашей филиппики мне с удвоенной силой захотелось пообщаться с синьором Казановой. Кажется, я даже придумал вопрос, который задам ему в первую очередь. Кстати, если всё получится, как должно, то следующий сеанс мы сможем провести уже в присутствии моего августейшего племянника.
— Вы рассказали ему обо мне? — обрадованно спросил Муравский.
— Да, и он слушал меня с большим интересом, задав потом несколько. Однако на какой же день мы назначим наш спиритический сеанс?
— На послезавтра.
