— Уходите отсюда немедленно!
— Спасибо вам за...
— Оставьте, сейчас некогда. Эх, Денис Васильевич, в какую же скверную историю вы попали! Очень скверную!
— Всё равно, спасибо, — по-прежнему кривясь от боли, пробормотал тот. — Девушку помогите увести...
Когда Винокуров и Елизавета снова очутились в карете, то были настолько шокированы произошедшим, что далеко не сразу вспомнили о цели своего визита к Распутину.
— Перед тем как на меня наброситься, он сунул мне какую-то записку, — роясь в собственном декольте, потерянно пробормотала фрейлина. — Ах, вот она.
На замусоленном, не первой свежести листке бумаги корявым почерком «старца» было начертано следующее:
«Слушай барон я пришлю к тебе одну бабу бог знает чего она хочет но ты устрой чего говорит тогда всё будет хорошо иначе намну тебе бока и расскажу маме Грегорий».
Глава 18
ОЗОРНАЯ МИСТЕРИЯ
«... Старый граф совершенно искренне полагал, что я не только владею философским камнем, но и постоянно общаюсь с Духами Стихий, а потому могу перевернуть землю и составить счастье или несчастье всей Франции. Все эти дикие идеи внушала и заставляла принимать на веру его воспалённая фантазия, и разубедить его было невозможно. Человека, который столь неистово обманывается сам, просто невозможно обмануть другому — и в этом отношении моя совесть была чиста.
Особенно мне нравилось то, что за величайшего из ордена Розенкрейцеров и могущественнейшего из людей меня почитает столь высокородный вельможа, да к тому же отличавшийся изрядным богатством. Впрочем, к сему примешивалась и изрядная толика досады. С какой стати этот неимоверный глупец владеет таким богатством, и то время как человек с умом и душой вынужден постоянно прибегать к любым видам заработка, нередко ставя на карту своё честное имя, а то и жизнь? И почему богатство постоянно переходит или от одних глупцов другим или от глупцов к мошенникам, их обманывающим, но никогда от глупцов или мошенников — к умному и достойному человеку? Что за странная прихоть судьбы, вынуждающей благородство и талант рядиться в рубище, в то время как глупость и пошлость чванятся своими раззолоченными одеждами?
Я нагнал бы на читателя тоску, если бы вздумал подробно пересказывать очередную нашу беседу с графом, поэтому скажу только самую суть его просьбы ко мне. Как я уже упоминал ранее, его жена умерла много лет назад в молодом возрасте, а дочь самым таинственным образом была похищена вместе со своей кормилицей, когда малютке не исполнилось и трёх лет. И вот теперь старый граф решил любыми средствами разыскать пропавшую дочь, чтобы сделать её своей наследницей, с условием непременного продления их угасающего рода. Само по себе данное желание выглядело совершенно естественным, а бредовым было лишь средство его исполнения.
Твёрдо уверившись в могуществе моих духовных сил, граф умолял меня вызвать призрак его жены, чтобы непосредственно из её уст узнать о судьбе и местонахождении их «драгоценной малютки», которая, по моим подсчётам, уже должны была достичь изрядного возраста. Мне не составило ни малейшего труда внушить ему мысль о том, что для подобного сеанса нам потребуются драгоценности покойной графини: во-первых потому, что каждая вещь имеет свойство в определённые планетарные часы притягивать душу своего бывшего владельца, во-вторых, в качестве платы за то, что мы осмелимся потревожить дух в его вечной обители.
Более того, граф сразу же принёс и показал мне шкатулку, при виде содержимого которой у меня разгорелись глаза. Покойная графиня знала толк в драгоценностях и обладала отменным вкусом! Здесь были изумрудные серьги и ожерелье из семи аквамаринов, увенчанных изумрудом чистейшей воды, а цепочка была из двадцати сверкающих алмазов, в полтора карата каждый. Драгоценный перстень с карбункулом
[28] стоил не менее миллиона, и сколько же там было не столь ценных колец с сапфирами, хризолитами, топазами и опалами!
Правда, старик тут же не преминул поинтересоваться: каким именно образом все эти сокровища перейдут во владения духа, который по определению бесплотен, на что я отвечал, что сии сокровища мы принесём в жертву Селене и бессмертному Оромазису, царю саламандр, а уж они передадут их но назначению. Иначе говоря, в назначенную мной лунную ночь мы кинем шкатулку в море, сопроводив сей обряд надлежащими заклинаниями. Старый вельможа был несколько скуповат, однако желание увидать дух своей жены и узнать о судьбе дочери, сделало его щедрым.
Поскольку мне нужна была сообщница, то сразу от графа я направился ужинать к Марколине, в которую с каждым днём всё больше влюблялся. Девица сия была исполнена любострастия и обходительности, а врождённый темперамент делал её поистине ненасытной как в постели, так и за столом она ела, как я, а пила ещё больше.
Марколина с большой охотой выслушала мой план, немедленно согласившись исполнить роль духа покойной графини, особенно когда услышала о заветной шкатулке с фамильными драгоценностями.
— Но что я должна буду говорить?
— Ничего, любовь моя, ровным счётом ничего.
— Как так?
— Настоящие духи не могут владеть человеческой речью, ибо лишены соответствующих природных приспособлений вроде твоих чудных губ, которые я так люблю целовать, или твоего изумительного язычка, способного доводить меня до исступления и возносить на небеса не хуже ангельских крыльев.
— Но как же тогда граф узнает о судьбе своей дочери? Ты ему скажешь?
— О нет, здесь мы поступим самым простым образом, — отвечал я, беря лист белой бумаги и исписывая его римскими квасцами. — Ты просто подойдёшь к столу, на котором уже будет лежать сей лист и тихонько подуешь на него. А потом так же медленно, как и вошла, удалишься. При этом не забывай мелко переступать ногами, чтобы не колыхать подол и создавать ощущение, будто ты плывёшь во тьме и дыму.
— Какой же ты остроумный! — вскричала прелестница, бросаясь мне на шею.
Мы немедленно встали из-за стола и отправились в постель, где предались сладострастию с каким усердием и неистовством, что позабыли про всякую осторожность. Уж восемь лет, как я не наслаждался венецианскими любовными сумасбродствами, а Марколина в этом отношении была само совершенство, поражая меня всё новыми затеями. Я даже начал всерьёз опасаться, что после подобной ночи та, которой надлежало сыграть роль духа матери, действительно ею станет.
На другой день я одел её с головы до ног для предстоящего сеанса перепой мощения. Мы купили белое платье, белые чулки и белые мягкие туфли без каблуков, позволившие передвигаться абсолютно бесшумно, а также длинную, полупрозрачную серебристо-серую шаль. Накрывшись этой шалью с головой, моя чудесница действительно стала походить на привидение, о чём я не замедлил ей сообщить.
Оставив Марколину, я отправился к старому графу. Тот в нетерпении поджидал меня с вопросом, на который благодаря римским квасцам уже был готов ответ.
