В прошлом священник-иезуит, Своуп вышел из ордена Иисуса десятью годами ранее. Он сделал это, чтобы избежать изгнания, в основном из-за того нескрываемого отвращения, какое у него вызывало лицемерие Католической церкви относительно денег и собственности, накопленных ею за века, что прямо противоречило учению Иисуса о бедности. Будучи иезуитом, он принял обет бедности, но как же контрастировала проповедь о бедности с непристойными богатствами Церкви! «Удобнее верблюду пройти сквозь игольное ушко, нежели богатому войти в Царствие Божие» – эти слова из Библии были, по мнению Своупа, самым ясным высказыванием Иисуса за годы его жизни на земле, но в то же время (как он много раз говорил своим настоятелям, к их огромному неудовольствию) самым пренебрегаемым многими так называемыми христианами.
Но хватит. Больше униженные не будут это терпеть. Ответ состоял не во внешней революции, которую активно продвигали многие другие из тех, кто внезапно начал протестовать. Ничто не в силах изменить корыстолюбие человечества. Нет, Своуп призывал к внутренней революции. Невозможно изменить алчность мира, но можно изменить себя, принести обет бедности и простоты, отвергнуть тщеславие.
И потому он так и жил с дурной славой и продолжал свой одиночный крестовый поход в онлайне, бунтовал против денег, богатства и привилегий. Его голос был гласом вопиющего в пустыне, пока он по внезапному порыву не присоединился к той демонстрации. И в разговорах с людьми, во время марша и новых разговоров он понял, что наконец-то нашел близких ему людей и свое призвание.
Всего два дня назад, когда он читал про убийства с обезглавливанием в «Нью-Йорк пост», его осенила идея. Он организует костер. Символический костер, вроде того, что разжег монах Савонарола на центральной площади Флоренции 7 февраля 1497 года. В тот день тысячи флорентийцев откликнулись на призыв Савонаролы принести на огромную площадь предметы тщеславия, сложить их вместе и сжечь как символ очищения своих душ. И граждане отозвались с огромным энтузиазмом, они кидали в кучу косметические средства, зеркала, непристойные книги, игральные карты, богатые одежды, фривольные картины и другие проявления мирской алчности, а потом подожгли их, устроив гигантский костер тщеславия.
И тут, очень вовремя, он узнал в социальных сетях о демонстрации, присоединился к ней, и она кристаллизовала все его прошлые мысли и идеи вокруг этой одной идеи: костер тщеславия двадцать первого века. А разве можно найти для этого место лучше, чем Нью-Йорк, Флоренция современного мира, город миллиардеров и бродяг, самых богатых и самых бедных, полуночная площадка для игр богачей и полуночная яма отчаяния для бедных?
И тогда бывший иезуит Марсден Своуп обратился в социальных сетях со скромным призывом ко всем в мире, кто не может более терпеть вещизм, нарциссизм, алчность, эгоизм, неравенство и духовную пустоту нашего современного общества. Он пригласил их прийти на костер тщеславия, устроить его где-то в Нью-Йорке. Чтобы запутать и сбить с толку власти, писал он, реальная дата и место костра до последней минуты будут сохраняться в тайне. Но он должен гореть в публичном месте, очень публичном месте, и начаться мгновенно после оповещения, чтобы власти не смогли им воспрепятствовать. Его читатели, последователи, должны подготовиться и ждать его инструкций.
Эта идея, писал Своуп, была ему навеяна жестокими убийствами, совершенными Головорезом. Вот человек, который претендует на то, что умеет распознавать зло, существующее в современном мире. Если вы верите в Сатану (а есть немало свидетельств в пользу его существования), то вы должны понять, что Головорез на самом деле – слуга Сатаны. Он капитализировал разбойничье зло одного процента и их корпоративных приверженцев для большего распространения зла. Головорез назначил себя таким же судьей, словно сам Господь, а это запредельное богохульство. Он способен отвадить верных от исполнения их истинного долга, который состоит в том, чтобы просить прощения, искать способы очистить себя, вытащить бревно из собственного глаза, прежде чем искать соринку в чужом глазу. Те, другие протестующие, которые призывают к уничтожению богатых, в такой же мере являются прислужниками Сатаны, что и сами богатые. Нет, не уничтожать нужно богатых, нужно делать, как проповедовал Иисус, – обращать их.
Вот почему Своуп предлагал костер искупления. Он просил всех, кто пожелает прийти, чтобы они принесли что-то символическое для сожжения, что-то, что является для них олицетворением зла, которое они хотят изгнать из себя. Это будет символ очищения, которое хочет пройти каждый, искупления, которого они хотят достичь, покаяния, которое они хотят заслужить.
Его скромные посты задели людей за живое. Поначалу никакой реакции не было. Потом появились несколько ретвитов и репостов в «Фейсбуке». И вдруг его идеи, как ракета, взметнулись к небесам. Чудо, о чудо, перепосты его постов стали множиться, как кролики. Восемнадцать часов подряд его компьютер непрерывно пикал, сообщая о перепостах, и лайках, и комментах на его призыв. Сотни тысяч людей привлекли его идеи. Они хотели очиститься, стряхнуть с себя грязь вещизма и алчности. Тысячи и тысячи разместили фотографии вещей, выбранных ими для костра тщеславия. Своуп искренне удивлялся тому, как реагировали люди на территории трех штатов. Они все ждали извещения – где и когда.
Последний «чикен макнаггет» исчез у него во рту. Своуп жевал медленно, тщательно, почти не чувствуя вкуса. Допил шоколадное молоко. Его телесные потребности были удовлетворены, он очистил свой стол, выкинул мусор и вышел в жгучий декабрьский холод на Сто двадцать пятую улицу, обратно в свою подвальную квартирку-студию, к древнему компьютеру.
Там он продолжит призывать людей присоединиться к его делу.
36
По мнению Чарльза Аттиа, доктор Ванзи Адейеми выглядела чрезвычайно эффектно, когда прибыла в здание Объединенных Наций, чтобы произнести в 10 часов утра речь перед Генеральной Ассамблеей. Чарльза вызвали на полуторную смену в Департамент охраны и безопасности ООН, где пропустили в здание Генеральной Ассамблеи, в вестибюль с высоким потолком. Он присоединился к восьмидесяти другим охранникам, чья работа состояла в том, чтобы направлять на соответствующие места высоких лиц и делегации, прибывавшие на ожидаемое выступление, а также утихомиривать толпу, собравшуюся, чтобы увидеть доктора Адейеми, получившую ранее в этом году Нобелевскую премию. Аттиа в особенности хотелось ее увидеть, и он даже сам напросился на это сверхурочное задание, поскольку у него тоже были нигерийские корни и он гордился Адейеми (которая ныне была нигерийским послом и самой знаменитой гражданкой страны) и хотел услышать ее речь в ООН.
Адейеми появилась приблизительно за полчаса до выступления с большой свитой и собственной охраной, облаченная в эффектное нигерийское одеяние китенге из материи с поразительным черно-белым геометрическим рисунком с яркими цветными обводами, а на ее голове красовался переливающийся шарф оранжевого шелка. Она была высокой, представительной, степенной и удивительно молодой – мало кто в ее возрасте умудрялся добиться столь многого. И Аттиа был очарован ее обаянием.
Чтобы приветствовать ее, собралась многотысячная толпа, и Адейеми прошла по вестибюлю под бурные приветственные крики, под летящие в ее сторону желтые розы, ее коронные цветы. Стыдно, подумал Аттиа, что доктор Адейеми, знаменитая христианка, была вынуждена передвигаться в сопровождении такой большой группы вооруженной охраны из-за фатвы, угроз расправы и даже попытки убийства.
