– Извините мое невежество. В делах бизнеса я сущий ребенок. И что, бóльшая часть ваших захватов были враждебными?
– Во многих случаях высшее руководство и держатели акций были счастливы разбогатеть.
– Понятно. – Пендергаст обдумывал это несколько мгновений, будто не слышал прежде ничего подобного. – Но есть и такие, кто не были счастливы?
Озмиан пожал плечами, словно это наблюдение было настолько очевидным, что не заслуживало ответа.
– Еще раз извините мое невежество, – продолжил Пендергаст почтительным тоном. – А если эти люди были несчастливы, очень несчастливы, то они ведь вполне могли возненавидеть вас, лично вас?
Наступило короткое молчание, во время которого Пендергаст почти незаметно подался вперед в своем кресле.
– На что вы намекаете?
– Позвольте мне выразиться иначе. Признаю, вопрос слишком расплывчатый, потому что я уверен, что многие люди вас ненавидят. Кто ненавидит вас больше всего, мистер Озмиан?
– Это нелепый вопрос. Захваты – суть корпоративной жизни, и я не обращаю внимания на нытиков, чьи компании приобретаю.
– В таком случае вы, возможно, серьезно просчитались и из-за этого просчета оказались в вашей нынешней печальной ситуации.
– Печальной ситуации? Вы имеете в виду смерть моей дочери?
Его лицо потемнело; Лонгстрит видел, что Озмиан в бешенстве.
Пендергаст подался еще немного вперед:
– Обдумайте мой вопрос очень тщательно, мистер Озмиан, когда я снова спрошу: кто ненавидит вас сильнее всех?
На лице Озмиана промелькнуло непонятное выражение, но предприниматель тут же обуздал свой гнев и снова принял прежний отстраненный, немного надменный вид.
– Подумайте хорошенько, – настойчиво сказал Пендергаст с ледяной ноткой в голосе. – Кто ненавидит вас настолько, что готов убить вашу дочь, а потом еще и вернуться, чтобы обезглавить ее?
Озмиан не ответил. Его лицо сильно потемнело.
Пендергаст выпрямился и показал белым пальцем на президента «ДиджиФлад»:
– Кто ненавидит вас так сильно, мистер Озмиан? Я знаю, у вас на языке вертится имя. И, не называя его, вы косвенным образом помогаете человеку, который, вероятно, убил вашу дочь!
Удушливая, ядовитая атмосфера воцарилась в комнате. Озмиан и его неназванная сотрудница смотрели на Пендергаста – все их внимание сосредоточилось теперь на нем. Лицо Озмиана снова стало намеренно нейтральным, но Лонгстрит чувствовал, что в голове у этого человека яростно крутятся колесики. Прошла минута, потом две, прежде чем Озмиан заговорил.
– Роберт Хайтауэр, – произнес он бесстрастным голосом.
– Еще раз, – сказал Пендергаст.
Это был приказ, а не просьба.
– Роберт Хайтауэр. Бывший президент «Бисинхрони».
– И почему он вас ненавидит?
Озмиан шевельнулся в своем кресле:
– Его отец был патрульным полицейским в длинной семейной череде нью-йоркских патрульных полицейских. Хайтауэр вырос в Бруклине. Но у него была математическая жилка. Он изобрел алгоритм для одновременного сжатия файлов и их передачи в реальном времени. Он продолжал улучшать свое изобретение, максимизируя скорость передачи волны при улучшении бинарного разрешения. Когда его алгоритм обрел способность обрабатывать разрядность цвета, равную тридцати двум, меня это заинтересовало. Хайтауэр не хотел становиться частью семейства «ДиджиФлад». Я несколько раз подслащивал свое предложение, но он все равно отвечал мне отказом. Говорил, что этот алгоритм его любимец, работа всей его жизни. В конечном счете мне пришлось снизить ценность акций «Бисинхрони», не важно как. Хайтауэр был вынужден продать мне все. В то время он обвинял меня в том, что, по его мелодраматическому утверждению, я «погубил его жизнь». Он подавал на меня в суд, но это ни к чему не привело – только обнулило его банковский счет. Он много раз звонил мне, угрожал убить, уничтожить мой бизнес, разрушить мою семью, пока наконец суд по моему обращению не издал постановление, запрещавшее ему приближаться ко мне. Машина его жены свалилась в пропасть приблизительно через год после захвата его фирмы. Женщина сидела за рулем в пьяном виде. К захвату это не имело абсолютно никакого отношения.
– Естественно, – усмехнулся Пендергаст. – А почему вы раньше не сообщили полиции столь важную информацию?
– Вы спросили, кто ненавидит меня сильнее других. Я ответил на ваш вопрос. Но есть и сотни других, кто меня ненавидит. Я не могу представить себе, что кто-то из них убивает ни в чем не виноватую девочку и отрезает ей голову.
– Однако вы сказали, что Роберт Хайтауэр угрожал убийством вам и вашей семье. Вы ему поверили?
Озмиан отрицательно покачал головой. У него был вид человека, потерпевшего поражение.
– Не знаю. Люди нередко говорят глупости. Но Хайтауэр… он потерял над собой контроль. – Озмиан перевел взгляд с Пендергаста на Лонгстрита, потом снова на Пендергаста. – Я ответил на ваши вопросы. Теперь уходите.
Лонгстриту было ясно, что ни по этому, ни по какому-либо другому предмету Озмиан больше ничего не скажет.
Пендергаст поднялся с кресла и слегка поклонился, не протягивая руку:
– Спасибо, мистер Озмиан. И всего доброго.
Озмиан ответил механическим кивком.
Несколько минут спустя, когда лифт открылся и они вышли в главный вестибюль здания, Лонгстрит не смог сдержать смешок.
– Алоизий, – сказал он, хлопнув агента по прямой спине, – это был высший пилотаж. Я никогда не видел, чтобы кто-нибудь так аккуратно оборачивал ситуацию в свою пользу. Считайте, что я официально выпустил вас из собачьей будки.
Пендергаст ответил на этот комплимент молчанием.
В другом конце обширного вестибюля Брайс Гарриман, только что вошедший с морозной улицы через ряд вращающихся дверей, остановился как вкопанный. Он узнал человека, вышедшего из лифта: это был специальный агент Пендергаст, неуловимый федерал, так или иначе фигурировавший в нескольких делах об убийствах, о которых Гарриман писал статьи на протяжении нескольких лет.
Агент ФБР здесь, в здании «ДиджиФлада», мог быть только по одному поводу – по делу Головореза, и, возможно, он даже разговаривал с Озмианом. После такого разговора Озмиан наверняка пребывает в дурном настроении. Что ж, оно и к лучшему. И Гарриман поспешил к пропускному пункту.
44
Лейтенант Винсент д’Агоста сидел в уютной гостиной квартиры, в которой он жил вместе с Лорой Хейворд, задумчиво попивал «Будвайзер» и прислушивался к гудению машин на улице за окном. Из кухни доносились звуки стряпни: скрип открывающейся дверцы духовки, вспышка газовой горелки. Лора, превосходная повариха, решила превзойти саму себя, готовя стол для новогоднего пиршества.
Д’Агоста знал, почему она так усердствует, – чтобы подбодрить его, чтобы он забыл о деле Головореза… ну хотя бы ненадолго.
