– Мм, вообще-то, нет, не кажется.
– Не кажется? А как насчет голов?
– Полиция считает… – Д’Агоста вдруг замолчал. – Господи Исусе. Неужели они здесь?
– О да, здесь.
Пендергаст вытащил из кармана фонарик, включил его и шагнул в темноту, открывшуюся за отодвинутой секцией. Д’Агоста, преодолевая страх, двинулся следом.
В глубине небольшого алькова они увидели дверь красного дерева. Когда Пендергаст открыл ее, их глазам предстала крохотная, шириной около шести и длиной около пятнадцати футов, комнатка необычной формы, обитая панелями и устланная персидской ковровой дорожкой. Пендергаст лучом фонарика обшарил комнату, и взгляд д’Агосты мгновенно привлекло дикое зрелище: в стену с правой стороны был вделан ряд полочек, и на каждой из них стояла человеческая голова в прекрасной сохранности, с горящими стеклянными глазами, с кожей свежего естественного цвета, аккуратно расчесанными и уложенными волосами. Лица, в их странной неподвижности совершенства, были словно вылеплены из воска, но самым ужасным показалось лейтенанту то, что на каждом лице застыла слабая улыбка. В воздухе стоял запах формалина.
Под каждой полочкой в стене располагалась небольшая медная табличка с именем. С отвращением, но и с невольным любопытством д’Агоста пошел за агентом ФБР по навевающему ужас коридору. «ГРЕЙС ОЗМИАН» – значилось на табличке под первой головой. Блондинка с осветленными волосами и удивительно красивым лицом, накрашенные красной помадой губы, зеленые глаза. «МАРК КАНТУЧЧИ» – гласила табличка под второй головой. Человек в возрасте, седеющий и, судя по лицу, грузный, с карими глазами и странной иронической улыбкой. Процессия голов вела к дальней стене потайной комнаты, и вскоре они оказались перед пустой полочкой. Однако медная табличка уже была на месте внизу. «АЛОИЗИЙ ПЕНДЕРГАСТ» – гласила надпись. У самой стены стояло кожаное «ушастое» кресло и маленький пристенный столик с хрустальным графином и стаканом для бренди. Рядом со столиком – лампа от «Тиффани». Пендергаст протянул руку и дернул за шнур. Мягкий свет мгновенно хлынул в комнату, шесть голов начали отбрасывать дьявольские тени на потолок.
– Комната трофеев Озмиана, – пробормотал Пендергаст, засовывая фонарик в карман.
Д’Агоста проглотил слюну:
– Сумасшедший ублюдок.
Он не мог оторвать глаз от пустой полочки в конце ряда, той, что предназначалась Пендергасту.
– Сумасшедший – да, но человек с выдающимися криминальными способностями взламывать системы безопасности, оставаться невидимым, исчезать, почти не оставляя следов. Возьмите, к примеру, дорогую силиконовую маску, которую он, вероятно, использовал, выдавая себя за Роланда Макмерфи. Соедините эти способности с удивительным интеллектом, полным отсутствием сострадания и эмпатии, чрезмерной амбициозностью – и вот перед вами психопат высшей степени.
– Я одного не понимаю, – сказал д’Агоста. – Как он проник в дом Кантуччи? Ведь этот дом был настоящей крепостью, и тот специалист по безопасности, Марвин, да и другие говорили, что обойти все оповещатели и контрмеры невозможно.
– Ну, это не так уж трудно для компьютерного гения вроде Озмиана, с целой конюшней высококлассных хакеров, которых только пальцем помани, – некоторых из них Озмиан шантажировал, зная об их прошлых хакерских преступлениях, – в одной из самых изощренных и влиятельных интернет-компаний в мире с доступом ко всем новейшим цифровым инструментам. Вы посмотрите, что он и его люди сделали, чтобы подставить этого репортера – Гарримана. Дьявольская работа. Имея такой мозговой трест, проникнуть в резиденцию Кантуччи не составляло особого труда.
– Да, логично.
Пендергаст повернулся к выходу.
– Кстати, Пендергаст…
Агент посмотрел на него:
– Да, Винсент?
– Думаю, я должен извиниться перед вами.
Пендергаст вопросительно вскинул брови.
– Я был глуп, мне отчаянно требовались ответы, до моей задницы добирались все, начиная от мэра и дальше вниз… Я попался на крючок версии этого репортера, как утопленник. А потом огрызался, когда вы пытались сказать мне, что эта версия дутая…
Пендергаст поднял руку, останавливая его:
– Мой дорогой Винсент… История Гарримана формально соответствовала всем фактам, сама по себе она была привлекательной, и на нее попались не только вы. Урок для всех нас: вещи не всегда то, чем кажутся.
– Это точно. – Д’Агоста посмотрел на жуткий ряд трофеев. – Я бы и за миллион лет не догадался.
– Именно поэтому отдел поведенческого анализа Бюро и не смог составить портрет человека. Потому что, с точки зрения психологии, он не был серийным убийцей. Он определенно был sui generis.
– Что за генерал Су? Вы о ком?
– Это древнее латинское изречение. Означает «единственный в своем роде».
– Я должен выйти отсюда.
Пендергаст посмотрел на пустую полочку со своим именем.
– «Sic transit gloria mundi»
[34], – пробормотал он снова на латыни, развернулся и быстро вышел из маленькой комнатки.
Они вернулись в огромную жилую комнату квартиры Озмиана с ее панорамными видами из окна. Д’Агоста подошел к окну, глубоко вздохнул:
– Есть такие вещи, которые я бы предпочел не видеть.
– Быть свидетелем зла – значит быть человеком.
Пендергаст встал рядом с ним у окна, и несколько мгновений они молча смотрели на зимний Нью-Йорк, накрытый бледно-желтой дымкой умирающего дня.
– Как ни странно, этот осел Гарриман оказался прав в том смысле, что городом правит один процент, – сказал д’Агоста. – А еще забавно, что убийца, как выяснилось, сам принадлежит к одному проценту. Еще один сверхбогатый, заносчивый ублюдок, получающий удовольствия за счет других. Вы посмотрите на этот город! Меня от него тошнит: самоуверенные говнюки в пентхаусах, разъезжающие по городу в своих стофутовых лимузинах, с их шоферами, дворецкими… – Его голос вдруг стих, а лицо зарделось. – Извините. Я вас не имел в виду.
Он не помнил ни одного случая прежде, когда бы Пендергаст смеялся.
– Винсент, если перефразировать слова одного мудреца, дело ведь не в содержимом вашего счета в банке, а в содержимом вашей души. Разделение мира на богатых и всех остальных – ложная дихотомия, которая к тому же скрывает реальную проблему: в мире много плохих людей как среди богатых, так и среди бедных. Вот реальное разделение – оно между теми, кто старается делать добро, и теми, кто старается только ради себя. Деньги, конечно, увеличивают то зло, которое могут принести богатые; деньги позволяют им выставлять напоказ во всей красе свою вульгарность и преступления.
– Так в чем же ответ?
– Перефразируя слова другого мудреца, «богатые всегда будут с нами». Ответа нет, разве что сделать так, чтобы нам, богатым, не позволялось использовать наши деньги как инструмент подавления и подрыва демократии.
