Книга Седьмая функция языка, страница 34. Автор книги Лоран Бине

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Седьмая функция языка»

Cтраница 34

– Вам имя София что-нибудь говорит?

– Да, это город, где я родился.

София.

Значит, все-таки есть болгарский след.

В этот момент появляется красивая молодая рыжеволосая женщина в халате и проходит через комнату, негромко поздоровавшись с гостем. Похоже, у нее англоязычный акцент. Очкастый мудрила не промах. Байяр невольно улавливает беззвучный эротический унисон, соединивший это англоговорящее видение с болгарским критиком: ясно, что их связь – не то чтобы это имеет значение, просто профессиональный рефлекс, – только-только зарождается, либо это адюльтер, либо и то и другое.

Раз уж пришел, стоит спросить, говорит ли о чем-нибудь Тодорову «эхо» или «эко» – последнее, что произнес Хамед. А болгарин вдруг: «Да. От него есть новости?»

Байяр смотрит непонимающе.

– С Умберто все хорошо?

43

Луи Альтюссер держит в руке ценный документ. Партийная дисциплина, к которой он приучен, менталитет прилежного ученика, годы послушания в бытность военнопленным не позволяют ему прочесть загадочное содержимое. Но в то же время ему присущ совсем не коммунистический индивидуализм, любовь к секретам, да и вообще он известный жулик – все это подзуживает его развернуть бумагу. Если бы он это сделал – притом что не уверен, но догадывается о содержании, – то этим поступком продолжил бы длинную историю пройдошества, начавшуюся с сочинения по философии, за которое он обманом получил семнадцать баллов из двадцати на подготовительных курсах в Эколь нормаль (из этого эпизода во многом сложилась его персональная мифология, фигура самозванца, недаром он постоянно его вспоминает). Но он побаивается. Знает, на что они способны. И из благоразумия (думая про себя: трус) решает не читать.

Только вот где это спрятать? Глядя на бардак у себя на столе, он вспоминает По [141] – и кладет документ в конверт из-под какой-то рекламы: например, из соседней пиццерии, а может, банка, я точно не помню, что именно совали тогда нам в ящики, главное – он оставляет конверт на виду, прямо на столе, среди вороха рукописей, рабочих материалов и черновиков, которые так или иначе посвящены Марксу, марксизму, но чаще всего – с целью подкрепить «на практике» его новоиспеченную антитеорицистскую автокритику – содержат примеры алеаторной материальной связи между общественными движениями, с одной стороны, и идеологией, которую они для себя выбирают или формируют, с другой. Надежнее места для письма не найти. Есть здесь и кое-какие книги: Макиавелли, Спиноза, Реймон Арон [142], Андре Глюксманн… Видно, что эти читаные, в отличие (он часто об этом думает, терпеливо, по кирпичику взращивая в себе комплекс самозванца) от большинства из того множества книг, которые украшают его стеллажи: Платон (его он все же читал), Кант (не читал), Гегель (пролистал), Хайдеггер (просмотрел), Маркс (прочел первый том «Капитала», второй не трогал) – и все в таком духе.

Слышно – проворачивается замок, вернулась Элен.

44

«По какому поводу?»

Вышибала как вышибала, такой же, как все, только на нем шерстяной шарф, и сам он европеоид, неопределенного возраста, лицо землистое, во рту сигарета, а взгляд – не тот, пустой, направленный куда-то вдаль, как будто вас перед ним нет, но какой-то недобрый и, кажется, обращенный вам в душу. Байяр понимает, что не сможет предъявить удостоверение: нужно сохранять инкогнито, если хочешь увидеть, что происходит за этой дверью, и он уже готовится сочинить какую-нибудь чушь, но Симона вдруг осеняет, и он опережает напарника: «Ке Эл».

Скрип дерева, дверь открывается, вышибала делает шаг назад и неоднозначным жестом приглашает их войти. Они попадают в сводчатый подвал, где пахнет камнем, по́том и сигаретным дымом. Людей внутри много, как бывает перед концертом, но пришли они вовсе не посмотреть на Бориса Виана, а эти стены уже не помнят звуков джаза, которые некогда от них отражались. Вместо этого под нестройное гуденье голосов чей-то голос фиглярски декламирует перед представлением:

«Друзья, пожалуйте в „Клуб Логос“, доказывайте, обсуждайте, хвалите и хулите Глагола красоты́ ради! О, глагол, ты увлекаешь сердца и правишь миром! Следите, как сойдутся претенденты, чтобы в ораторстве оспорить превосходство и вам доставить лучшее из наслаждений!»

Байяр вопросительно смотрит на Симона. Симон шепчет ему на ухо: то, что пытался произнести Барт, – вовсе не криминалистический термин, а начальные буквы: «Клуб Логос». Байяр смотрит с уважением. Симон скромно пожимает плечами. Голос продолжает разогревать публику:

«Прекрасна моя зевгма! Красив асиндетон! Но все имеет цену. И цену речам мы вспомним нынче вечером. Ибо вот наш девиз и вот как должен был бы звучать закон земной: слово наказуемо! В „Клубе Логос“ словами не отделываются, да, мои дорогие?»

Байяр подруливает к седовласому старичку, у которого не хватает двух фаланг на левой руке. Стараясь, чтобы интонация не выдавала в нем профи, но и не прикидываясь туристом, он спрашивает: «Что здесь будет?» Во взгляде старика – ни тени неприязни:

– В первый раз? Тогда советую: просто посмотрите. Не бросайтесь сразу записываться. Спешить некуда, разберитесь сначала. Слушайте, учитесь, совершенствуйтесь.

– Записываться?

– Конечно, всегда можно устроить дружеский поединок, это ни к чему не обязывает, но если вы ни разу не посещали собрания, лучше побыть зрителем. Впечатление, которое вы оставите о себе в первой схватке, заложит основу вашей репутации, а репутация – это важно: это ваш этос.

Он затягивается, защемив сигарету двумя обрубленными пальцами, а невидимка на разогреве, где-то в темном углу, под каменными сводами, продолжает рвать глотку: «Слава Протагору! Слава Цицерону! Слава Орлу из Мо!» Байяр спрашивает у Симона, кто все эти люди. Симон отвечает, что Орел из Мо – это Боссюэ. Теперь Байяр и ему хочет дать пощечину.

«Камни ешьте, как Демосфен! Слава Периклу! Слава Черчиллю! Слава де Голлю! Слава Иисусу! Слава Дантону и Робеспьеру! Зачем они убили Жореса?» Да, этих Байяр знает… кроме первых двух.

Симон спрашивает у старика, каковы правила игры. Тот объясняет: любое состязание – это поединок, выбирается тема – обязательно с «закрытой» формулировкой, когда есть вопрос, на который можно ответить только «да» или «нет», чтобы у соперников были противоположные позиции.

«С нами Тертуллиан, Августин, Максимилиан!» – выкрикивает голос.

Первая половина вечера состоит из дружеских поединков. Настоящие бои откладывают под конец. Обычно – один, иногда два, реже три, но тоже бывает. Теоретически количество официальных битв не ограничено, но, по вполне понятным причинам, которые, по мнению старичка, объяснять не нужно, очередь из желающих не выстраивается.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация