Одна группа шла к нам.
– Артем, ты знал, что Эн собирается связаться с псилонцами?
Мальчик вздрогнул. Кивнул.
– Это было твое решение?
– Нет. – Слова давались ему нелегко. – Не мое. Но я не запретил. Я не хотел умирать. Не хочу.
Эн взвизгнула. Тонко, пронзительно. Я понимал, что происходит: она ощутила угрозу. Абори не жестоки – но они дают понять, что собрались делать.
В ее руках вновь возник пистолет – и девочка открыла стрельбу. Очень быстро и на взгляд со стороны – не прицельно. Однако абори падали один за другим. Я не пробовал помешать: во-первых, не успел бы, во-вторых – это ничего не изменило бы.
Вместо этого я взял Артема за плечи и закрыл ладонью глаза. Через секунду мне пришлось зажмуриться и самому – потому что видеть происходящее было слишком страшно. Только девочка продолжала стрелять еще несколько секунд. Уж не знаю, как это возможно.
А еще я каждый миг ждал, что лицо Артема вспыхнет под моими руками. Тогда придется убрать ладонь – и пусть он все равно уже ничего не увидит, я почувствую себя предателем.
Но этого не произошло.
– Мир и любовь.
Я посмотрел на абори. Его сородичи огибали нас, и прах, оставшийся от Эн Эйко, уже смешался под их ногами с золой сгоревшего бетона и пеплом псилонцев.
– Мир и любовь, – сказал я.
– Они поступали нехорошо, – прошамкал абори. – Не делайте так.
Миг – и он слился с толпой.
Первый на моей, да и не только на моей памяти абори, снизошедший до полноценной человеческой речи.
– Что со мной будет? – вдруг спросил Артем.
– Абори тебя не тронули, – ответил я.
– Ты скажешь? Про Эн и про меня?
– Да. Я не могу не сказать.
– Она говорила с псилонцами, но те и так знали, где расположены защитные станции космодрома. Ничего бы не изменилось. Все равно.
– Может быть, – ответил я. – Только разве это что-то меняет? С точки зрения Империи?
– У меня есть пистолет, – сказал мальчик. – Ты позволишь мне уйти? Самому. Без допросов в СИБ.
Я не ответил.
– Я могу тебя вырубить, – сказал Артем. – Честное слово. Только не хочу. Я прошу, отвернись на минуту.
Абори уходили. Я смотрел вслед этой бурой волне, по-своему – чертовски моральной и рассудительной.
Почему так получается, что ни к кому не испытываешь зла?
Даже к псилонцам.
Даже к предателям.
Даже к себе.
Мы – не псилонцы и не абори.
У нас нет таких строгих правил чести. Мы умеем предавать всех, даже самих себя. Но еще мы умеем понимать. Всех, даже совсем-совсем чужих.
Может быть, потому мы и победили в Смутной Войне.
– Мне очень вас жаль, – сказал я Артему. – Правда.
– Спасибо. Я верю. Ты отвернись на минуту, я не сразу решусь. Но ты ведь мне не поможешь?
– В этом – нет.
Я отвернулся, посмотрел в сторону штабного бункера. Наверное, уцелевшие соберутся именно там. Хочется верить, что будет кому собираться.
Ждать мне пришлось довольно долго – Артем и впрямь решился не сразу.
Сидеть на ранце от ракетника «Сальери» и впрямь удобно. Он снаружи облит мягкой амортизирующей пластмассой. А земля вокруг все равно фонит сильнее, чем десяток крошечных ракет с ядерными зарядами.
– Вместо переподготовки – госпиталь, – сказал Денис. – Наверняка. И надолго. Только это все мелочи.
Небо пылало тысячами падающих звезд. Сегодня им падать не зря. Я смотрел вверх, мне хотелось увидеть опускающиеся корабли флота первым. На это были все шансы.
– А Нонова и впрямь героически сражалась? – спросил Огарин.
– Угу. Еще как.
Лагерь, где наши ополченцы ожидали прибытия кораблей-лазаретов, был рядом. Звучный голос Ноновой перекрывал все.
– Никогда бы не подумал, – хмыкнул Денис. – Набей мне трубку.
Я взял из его рук кисет. Искоса глянул на капитана. Повязка вместе с трубкой придавали ему сходство с пиратом из книжки.
– Может быть, глаза спасут? – спросил я.
– Вряд ли. Скорее поставят механику. Ничего, Алексей. Бывает. Не каждую пьесу удается досмотреть до конца. Тораки пришлось куда хуже.
Я кивнул, сообразил, что жесты теперь ни к чему. Сказал:
– Да. Но мне все-таки хотелось бы знать, кто они были – Эн и Артем.
Денис хмыкнул:
– У каждого своя пьеса, Лешка. Иногда удается посмотреть кусочек из чужой – но всегда только кусочек. Помнишь мой рассказ?
– Помню.
– Я одно знаю, школе «Дочерей Кали» теперь конец. Если ты дашь показания под присягой, конечно.
– Дам.
– Вот и еще одна пьеса сыграна. – Денис принял из моих рук набитую трубку. – Такова уж жизнь. Ты пойми, Лешка, ты никогда не узнаешь, кто были Эн и Артем, ты не выяснишь, почему псилонцы пошли в атаку и действительно ли предательство девочки было ненужным. Завтра меня увезут в госпиталь – ты даже пьесу моей жизни до конца не узнаешь. Я вначале буду тебе писать, рассказывать, как видят мир новые глаза, как весело идет служба. Потом помаленьку стану забывать вашу маленькую планету, тебя, ваших нечаянных героев, даже этот бой – почти забуду. И с тобой случится то же самое. Только ты не жалей, Лешка. Никогда не жалей о чужих недосмотренных пьесах. Пиши свою.
– Я не знаю, получится ли.
– Никто не знает. Но обычно – получается. Плохо ли, хорошо ли – другой вопрос.
Тысячи звезд падали с неба, и я знал, что никогда не замечу опускающихся кораблей раньше Огарина. Даже сейчас, когда у него повязка на глазах.
И в остальном он прав, как обычно. И насчет того, что все истории не узнать, даже вкратце. И что я забуду его, он забудет всю нашу планету, и все, все мы забудем Эн Эйко и ее брата. Это – не наша пьеса.
Только пока еще мы сидели рядом, плечом к плечу, под небом, чужим для Огарина и родным для меня, и ждали имперские корабли.
Вот уж кто точно опоздал, даже на закрытие занавеса.
Август-сентябрь 1998 года.
Геном
От автора
Самая первая и самая трудная задача писателя-фантаста, решившего описать мир будущего, – придумать этот самый мир. Конечно, существуют испытанные и проверенные декорации, которые переходят от романа к роману – как в западном кинематографе декорации какого-нибудь «Чужого» еще двадцать раз используются в фантастических фильмах категории «Б». Декорации эти – Звездолеты, Планеты, Бластеры, Император Галактики, Прекрасная Принцесса, Отважный Герой и Мировое Зло. Причем на роль Мирового Зла можно привлечь любую другую декорацию – хоть Планету, хоть Звездолет, хоть Императора. Наверное, любой опытный читатель сразу назовет несколько романов, сконструированных по этому принципу. Эти романы не обязательно будут плохи – ведь, кроме декораций, существует еще и игра актеров, и талант режиссера, и увлекательность самой пьесы.
