– Чей ты… регрессор?
Я встал.
Отвечать уже было некому.
– Ник, Ник! – кричал из-за периметра Агард. – Ник, обернись!
…От всех вышек скользили в нашу сторону, мчались, плыли в снегу Гибкие.
– Уходи, Ник! Беги! – Агард нелепо размахивал руками. Он словно забыл собственные слова о том, что Гибкие куда быстрее и выносливее людей.
Я медленно подошел к нему.
– Спасибо тебе, Тараи, – сказал я. – Не бойся за меня.
Старый историк всхлипнул. В руках он сжимал лопату. Неужели собирался ринуться в драку? Несмотря ни на что?
– Убьют, убьют тебя, парень, – прошептал он.
– За что тебя загнали сюда, Тараи? – спросил я.
– Да какое это… – Агард в немом возмущении затряс головой. Но я ждал. – Я отыскал архивы Рига-вонючего! Да, он погасил чумную пандемию! Только вначале он ее сам инициировал! Снабдил Наставников лекарством… и возбудителем!
Почему я не удивлен?
Слишком уж невнятно история геометров рассказывает о человеке, спасшем их мир. Слишком уж удачно сложился переход власти на планете к Наставникам, мудрым и добрым спасителям.
– Прощай, Агард, – сказал я. – Держись. Может быть… еще что-то изменится.
Он воинственно вскинул лопату. В глазах его сверкнуло безумие.
– Мы… мы вместе.
Я покачал головой.
Куалькуа, начинай боевую трансформацию.
Симбионт ответил немедленно:
Рекомендую погрузиться в океан.
Я вздрогнул, посмотрев на белесую окрошку изо льда и воды.
Переохлаждения не бойся.
– Это привычная им среда, – прошептал я, глядя на колышущиеся льдины.
А ты не задумывался, какая среда привычна для меня?
Даже если ирония этой фразы была случайной, она подействовала на меня отрезвляюще. Через минуту здесь окажутся десятки Гибких. Всех мне не победить.
Я хлопнул историка по плечу, попытался улыбнуться ему – жаль, не вышло. И побежал к воде.
– Ник! – беспомощно крикнул вслед Тараи. Последнее, что я успел заметить, были поднятые руки двух «пациентов». Они махали мне, они желали удачи.
Трое из десяти – это очень много. За этот мир уже стоит бороться.
Я пробежал по мелководью, пока вода не дошла до колен.
Потом нырнул.
Лед обжигал, как огонь. Ватник мгновенно намок, сковал движения. Дыхание перехватило, и слава Богу, иначе я закричал бы и наглотался воды.
Не бойся, не бойся… – зашептал куалькуа.
Если бы мои рецепторы отключились еще на секунду позже, я потерял бы сознание. Но куалькуа успел.
Холод исчез. Я дернулся, приходя в себя, болтаясь на поверхности. Намокшая одежда тянула ко дну. Извернувшись, я скинул ватник, брюки, оглянулся – Гибкие уже были на берегу.
Вперед.
Плавать я любил. Этот вид спорта соблазнителен для лентяев, и я всегда отдавал ему должное. Но и результаты всегда были соответствующие. Когда я отплыл от берега метров на двадцать, послышались ритмичные всплески – Гибкие прыгали в воду.
Я нырнул, обернулся и заставил себя открыть глаза. Вовремя.
Гибкие Друзья неслись ко мне, как торпеды. Пасти были открыты, и вода бурлила, проносясь через трубчатое тело. Реактивный принцип движения, очень удобно.
Атакую.
Пальцы отозвались болью – куалькуа слишком спешил, чтобы обеспечить мне комфорт. Белые нити рванулись вперед, навстречу атакующим Гибким. Десять змеящихся тонких нитей.
Чтобы победить врага – стань им. Японцы были бы довольны методом куалькуа.
У Гибких была великолепная чувствительность. Живые торпеды стали расходиться, маневрировать. Но трое не успели.
Я не заметил, как щупальца симбионта вонзились в Гибких. Наверное, ему хватило первой схватки, чтобы приспособиться к организмам Чужих, все произошло очень быстро. Гибкие застыли, инерция пронесла их еще несколько метров – одно тело скользнуло совсем рядом со мной и начало погружаться.
Взмахнув руками, я вырвался на поверхность. Глотнул воздуха – теплого и тягучего, как сироп. Люди на берегу взвыли при моем появлении.
Вниз…
Гибкие кружили вокруг, не рискуя приближаться. Их осталось пять или шесть. Я не мог следить за всеми сразу, и приходилось лишь надеяться, что мой симбионт использует и собственные органы чувств, помимо человеческих глаз…
Удар в бок, скользящий, смягченный. Напавший на меня сзади Гибкий был уже мертв в тот миг, когда мы соприкоснулись. Но пасть все же рванула мое тело. Никакой боли – лишь тяжесть и мутное облачко крови, плывущее в воде.
Не бойся, не бойся…
Подо мной, слегка подергиваясь, опускалось на дно тело Гибкого Друга. Оставшиеся продолжали кружить. Как акулы – атакуют поодиночке?
Кровь перестала идти, куалькуа что-то предпринял. Но тело стало слабым. Потеря крови и переохлаждение – даже если я его не чувствую, вода продолжает высасывать из меня силы.
Всплеск – Гибкие синхронно развернулись. Не для атаки. Они уплывали, неслись к берегу. Либо сообразили, что водная среда перестала быть их преимуществом, либо поняли, что происходящее давно выходит за рамки побега.
Я вынырнул. Чужие уже выползали на берег, и люди торопливо отступали, освобождая им дорогу. Но мое появление незамеченным не осталось. Крики, машущие руки. Кем бы я ни был для них, нарушив негласные законы санатория, но сейчас я стал человеком, победившим Гибких.
Вот только победить врагов – еще не значит спастись самому.
Ледяная пустыня за спиной, ледяной океан впереди.
Гибкие сообщат о происшедшем. Я не видел в мире геометров никаких аналогов полиции или армии, но это не означает, что их нет. Понадобится – регрессоры и пилоты спустятся с небес на землю, мирные сельские труженики возьмут в руки лазерные серпы, а рабочие – атомные молоты.
Меня будут искать.
Надо же спасти невменяемого больного, покинувшего уютный санаторий!
Я плыл все дальше и дальше от берега. Куалькуа молчал – наверное, недавняя схватка далась ему недешево. Ну и хорошо, что молчит. Я должен принять решение сам. Спастись или погибнуть. Победить этот мир – или сдаться.
Глава 3
Вечер застал меня на льдине, километрах в двадцати от санатория и в полукилометре от берега. Раздевшись догола, я сидел, подложив под себя одежду. Холода я по-прежнему не чувствовал, но так было как-то спокойнее.
Странное ощущение. Полная нереальность происходящего. Рана на боку почти затянулась, лишь какое-то щекотание возникало при касании новой, розовой кожи. Вокруг – белесая вода, льды, выцветшее небо. Как на картинах Рокуэлла Кента. Но подобным пейзажем хорошо любоваться, сидя дома, в тепле. Или по крайней мере не наблюдая таяние снежинок на голой коже.
