Собрать и привлечь такое количество восемнадцати-, двадцатичетырех- и тридцатишестиорудийных парусников совсем не просто. Обычно в Длинном море они не болтаются, предпочитают океанские рейсы. Все это невольно наводило на подозрения об отсутствии спонтанности в восстании. Подготовка началась отнюдь не на прошлой неделе, а действия визиря просто дали весомый предлог. Если вспомнить о количестве аголинов в купечестве, получалось, что любые здравомыслящие и боязливые были просто вынуждены поддержать идею. Выбора им не оставили.
С другой стороны, множество артиллерийских орудий на борту эскадры давало высокие шансы на победу при столкновении с военным флотом. Длинное море не слишком глубоко, в нем десятки островов и архипелагов. Приливы, отливы и меняющиеся течения в сочетании с порывистыми ветрами и периодами полного затишья характерны для него даже в летнее время. В здешних водах место военных кораблей давно и прочно заняли галеры.
Заметив противника, командир гребного судна изменял курс с минимальной зависимостью от ветра и погоды. Он мог быстро занять хорошую тактическую позицию, мог выбрать, принять бой или перед лицом превосходящих сил противника искать убежище в порту и в устье реки, независимо от направления ветра. Парусные корабли не могли рассчитывать на эффективные действия против галер. Им почти никогда не удавалось поймать, захватить или даже повредить галеры, если командиры последних имели намерение уклониться от боя.
С появлением империи Длинное море превратилось во внутреннее. Какой-то минимальный военный флот требовался для поддержания порядка, но следили за ним все меньше и меньше. Когда в Султанате начались проблемы, и океанские воды стали практически свободны от вражеских эскадр, остатки ВМФ и вовсе превратились в дорогую и ненужную обузу.
Император официально разрешил торговцам вооружать корабли для защиты от пиратов и выбросил их проблемы из головы. Вряд ли кто-то мог правильно просчитать результат столь оригинальных реформ, но предсказать усиление Торгового союза портовых городов было не особо сложно. Не нуждаясь в помощи правительства для защиты, они одновременно получили и свободные руки.
Купеческие корабли всегда заинтересованы в меньшем количестве обслуживающего персонала. В отличие от военных их хозяева старались получить преимущество в большей скорости, грузоподъемности, дальности плаванья и, естественно, защищенности. Мало того, замечательно подходящие для каботажного плаванья галеры не соответствовали требованиям дальних океанских рейсов.
Эволюция в строительстве судов шла не слишком быстро, однако со временем новшества позволили повысить скорость парусников до пятнадцати-восемнадцати километров в час и дали им возможность двигаться даже под острым углом к ветру. С этого времени парусники обрели настоящую свободу маневра в открытом море. Галсами (зигзагом) судно могло идти и против ветра.
Важнейшее преимущество давало количество пушек на борту. Парусник мог нести втрое больше орудий, чем галеры, сравнимые по грузоподъемности. Сыграла роль и цена. Чугунные пушки оказались в три раза дешевле бронзовых. При этом они были заметно тяжелее, но при установке на палубе судна это роли не играло. Малая подвижность, мешающая использовать орудия в полевых сражениях, не слишком сказывалась при ведении войны на море, и это стало причиной широкого и очень успешного применения пушек на торговом флоте.
Так что особых сомнений в возможности нанести поражение военным на море не имелось ни у кого. Несколько десятков галер не станут помехой, скорее, попытаются забиться под прикрытие крепостей на берегу. А таковых в округе реально две: Другват и Карунас. Это ясно без подсказок. А вот в дальнейшем?
На кораблях около пяти тысяч пехоты Годрасов, с десяток тысяч стражников из городов Торгового союза плюс еще тысяча-две матросов, их них далеко не все покинут борт. С этими силами мы собираемся брать столицу империи? Стоит гарнизону закрыть ворота, и повстанцам останется с бессмысленной грустью смотреть на стены. Одного ополчения имперцы соберут раза в два-три больше. Понятно, люди там не слишком умелые, да для того, чтобы стоять на башнях, и не требуется особого опыта. Взять штурмом город не удастся.
– А это смотря что называть чудесами, – наставительно заявил фем Сечен. – Обычно принято считать, чудо – если Бог исполнит чью-то просьбу. У нас же считают чудом, если кто-то исполнит указания Бога.
– Хорошо сказано – одобряю.
Если он и знает подробности будущей операции, все одно не поделится. Очередное предательство на манер перехода Ипаоса на сторону восставших в этой ситуации просто напрашивается. Любопытно – кто. Аголинов из столицы и ближайшей округи вывели, да ведь и Годрасы не сектанты. Как бы заговор не оказался намного глубже и разветвленее, чем виделось с первого взгляда. Да ладно, скоро пойму и без особых откровений.
– К сожалению, сказано это не мной. Слышал как-то от Взыскующего Истины высокого уровня.
– Звучит для духовного лица несколько… э…
– Совершенные практически всегда достаточно откровенны, несмотря на то, что у слушателей далеко не всегда остается положительное впечатление.
– Это делает им честь. Вы знаете притчу об Истине?
– Нет.
«Естественно, – подумал устало. – Редко рассказываю. Я же не Взыскующий, с проповедями не брожу».
– Один человек множество лет искал окончательную, точную, совершенную правду-истину. Говорил с мудрецами, расспрашивал людей, побывал во всех концах цивилизованного мира. И вот однажды он услышал о маленьком храме в глубине лесов, где молились…. хм…
– Древней Богине, – без особого удивления подсказал фем Сечен. – Это притча, как я понимаю, а не изложение очередного еретического учения.
– Совершено верно. Так вот, долго он шел и очень удивлялся, почему нет нормальной дороги. Сплошь бурелом и овраги. Люди сюда много веков не забредали. Неужели никому нет дела до Правды? И когда нашел Храм, на ступенях которого лежали груды мусора, уже не удивился. Он прошел к алтарю и увидел женскую статую с прекрасным телом и закрытым полусгнившей тканью лицом. Протянул руку и сдернул вуаль, мечтая увидеть незабываемое лицо…
– И? – с интересом спросил слушатель. Все-таки не дурак и что-то почувствовал.
– Лицо было настолько уродливо и отвратительно, что жуть брала. Омерзительно, – сказал я с чувством, вспоминая давнишнее присшествие. Скульптор был гений. Ничего худшего мне никогда не доводилось видеть, и при этом некая извращенная красота притягивала взор.
– Узнать, чья это идея, не удалось, люди считали те давно покинутые места проклятыми.
На самом деле никакого леса там не было, и сам Храм вырубили прямо в скале, а посвящен он Истине или кому-то еще, доподлинно выяснить не удалось. Так говорили старики, слышавшие в молодости от других стариков странную байку.
– Правда всегда страшна, – заверил я тихо. – Большинству она не требуется. Они предпочитают прекрасную ложь. Чем слаще, тем скорее поверят.
– Надо обещать людям много, и они за тобой обязательно пойдут? А вдруг не выйдет? – кивнул капитан.
