— А давайте, давайте ставки сделаем? А вдруг Софочке все-таки удастся выполнить мамин план минимум?
— Давайте. Я ставлю, — с неподдельным удивлением услышала свой собственный голос. Это я сказала? Интересное кино!
— Катька? — ближайшая ко мне коллега, блондинка с идеальным каре и волнующей умы одиноких и не слишком отцов грудью третьего размера, поразилась моей скоростной реакции не меньше меня самой. — И на что ставишь?
— На то, что Софочка победит, — уверенно сказала я.
Но не смогла скрыть горечь в собственном голосе. Да. Не смотря на то, что я сейчас, в эту самую минуту злорадствую, радуюсь, в глубине души точно знаю, то Белявский наиграется, отдохнет и сбежит к другой. А так как до Нового года совсем ничего, плюс на него Ираида с Софочкой открыли прицельную охоту — до наступления праздников однозначно разок-другой сдастся в их жадные ручонки. Уверена настолько, что ни капли не сомневаюсь в своей победе.
— Сколько?
— Тысячу. Гулять, так гулять!
Не могу точно утверждать, какой такой укуренный дракон руководил дурной Катериной в тот момент. Скорее тот, который больше не верит ни одному представителю мужского рода на земле. И пусть все думают, что хотят. Это — моя позиция!
— Принято! Смирнова поставила штуку! Кто еще?
— Сотню на то, что он выберет меня!
— Нет, Лерку с первого.
— А я думаю, Машку, она его окучивала в первый день. Задолбала просить ее подменить.
— Три сотни на Софочку!
Я лишь поморщилась. Да на него тут почти весь сад глаз положил. Все понятно с тобой, Белявский. Отболеешься, придешь на работу, и начнут тебя девчонки соблазнять. Эх, зря я тебя домой пустила. Мама сейчас там. Дети. Какого черта?!
С трудом дождавшись окончания репетиции, пулей сорвалась за своими вещами и понеслась домой. Я должна! Должна, не смотря ни на что, ни на какие там свои ощущения… или на чувства… должна выставить его из своего дома и из своей жизни! Хватит, наигрались! Еще дальше это зайти не должно.
Бежала, без конца поскальзываясь на дорожке, и думала о том, что завтра выходной. Сегодня выгоню его, а потом… Отвезу детей на прогулку. В снежки поиграем, потом я все-таки испеку пироги, а потом… потом мы будем смотреть телевизор и все будет так же, как и раньше. Тихо, мирно и без никаких мужиков.
Так я бежала и думала, пока не добралась до дома. Пока не застала там картину, которая взорвала очередную мою, любовно выстроенную, защитную стену. Главное, шла такой уверенной походкой, заставила себя думать только о плохом, уже представляла, как миленько улыбаясь, скажу ему «пока» и тут…
— Катенька! — Белявский на моем диване. Улыбается и смотрит на меня плотоядно, как и прошлой ночью (решительно уняла возобновившуюся дрожь в коленях и неистовый жар внизу моего живота) — здесь ничего не изменилось.
На столике возле дивана незавершенная партия в дурака, чай с лимоном, вазочка с вареньем, пирожки. Ладно, это так. Главное не это. Главное то — что посреди комнаты танцует совершенно счастливая моя мамочка в новенькой белой шубке и белых же сапожках!
— Ой, доченька! Ты уже? Ой! Я…
Мамочка, заметив меня, засуетилась, скинула зачем-то шубку, поспешно стянула сапоги, аккуратно все сложила на диване и засобиралась на выход.
— Ой, а мне пора, я так только, примерить. Ты не ругайся. Да мне уже надо уходить, дел много. Обед на завтра надо приготовить, к Волкову съездить…
— Мам, зачем…
Не успела я ничего сказать, ни сделать, как ее уже и след простыл. Дверь захлопнулась за ее спиной и единственный, с кого я могла спросить ответ за данный карнавал, остался Белявский.
— Катюша, мы ждали тебя, — елейный мужской бас лизнул мое ухо, и в тот же момент мне на плечи легла белая шубка, вместе с которой огромные мужские руки обняли хозяйку дома.
— Константин Викторович…
По-моему я собиралась поругаться, но как-то запнулась на том моменте, когда меня развернули и, прижав спиной к стене, жарко поцеловали в губы. Несомненно, я должна была… Но по какой-то причине передумала, утонув в мягчайшем белом мехе и темпераментном нападении неуравновешенной мужской особи на бедную себя. Мои руки сами собой оказались на его широкой груди, самозабвенно пустились в блаженное путешествие по потрясающему истинно звериному телу, удовлетворенно констатируя факт его наличия в моем доме.
Я думала, собиралась его прогнать, однако, снова оказавшись в его руках, расплавилась, как мороженое на жаре и поплыла по реке дурацкого женского счастья, которое заключается в том, что ты не одна. В том, что тебя ждут. Тебя встречают. Вот так вот жарко прижимают к стене, жадно целуют твои губы, придвигают к себе, шепчут восторженно твое имя, а не меняют на футбол и бутылку пива, а так же на «принеси мне из холодильника».
— Константин Викторович, вы болеете, нам нельзя…
— Я соскучился, Катюша, — мерзавец оторвался от меня лишь на мгновение, чтобы подарить мне пламенный взгляд своих карих, почти черных, глаз. — Хотел подарить тебе… и Лиле, я и маме подарю, просто… не знал вчера, что познакомлюсь с ней так быстро. Катюша, тебя… тебя очень долго не было дома…
— Вы могли выйти на работу, — мой вредный язык явно сболтнул что-то лишнее, надумав, я так подозреваю, испортить кайф своей хозяйке.
— Не мог, — подлец выглядел натурально виновато, — я болею. И Руслана Георгиевна сказала, что мне нельзя, — даже не договорив последнее слово в цепочке, Белявский опять потянулся к моим губам!
— Ага, — безапелляционно остановила его, и попыталась сделать строгий вид. — Сам болеешь, решил и меня заразить?!
Надо же было мне внести эту гениальную мысль в дурную голову своего постояльца. Паршивец мгновенно просиял и мурлыкнул, что тот сытый кот:
— Да! Я с удовольствием поболею с тобой вместе! И ты не будешь от меня убегать!
— А я… — почти подпрыгнула оттого, как быстро его ладони скользнули под шубку и оказались чуть ниже моей талии, недвусмысленно намекая на то, как именно он планирует со мной болеть. — И не убегаю! — проворчала, отстраняясь от чрезмерно разгоряченного Белявского. — Константин! Прекратите немедленно! Сейчас дети придут!
— Ну, еще секундочку… Один поцелуйчик, пока никого нет… Катенька…
Я заметила, что мне нравится ждать и отбрыкиваться от его нападений, а потом поддаваться его рукам, сходить с ума от того, как его ненасытный язык настоящей змеей проникает в мой рот и мгновенно находит там мой собственный, который, в отличие от меня самой, никогда не прячется, а каждый раз летит навстречу своему яростному завоевателю и с потрясающим воодушевлением отправляется в грациозный танец, генерируя настоящий ком возбуждения, который вмиг поглощает нас обоих.
Нравится, когда его огромные ладони гуляют по моему телу, прижимают меня к его хозяину, ощупывают, поглаживают, ласкают все, что понравится ему. А ему нравится многое. Судя по тому, как подобные променады никогда не хотят заканчиваться. И у меня есть подозрение, что они бы не заканчивались, если бы не вредная я.
