– Лидия Курочкина, – помогла я Степе.
– Точно! А у меня в голове поначалу крутилось: Петухова, Цыплакова, Куропаткина.
– Да-да, сейчас едем с паспортом к Лике, потом к Павлу Громову, – предложила Алина. – Согласитесь, странный звоночек раздался в этой квартире сегодня ночью.
– Неплохо было бы побывать в спортивной школе да послушать людей, с которыми Лика когда-то работала, – я переглянулась с Алиной. Помнится, мы и раньше собирались туда наведаться.
Степа перехватила мой взгляд.
– Хотите, услышать, не было ли у Лики странностей в ту бытность, когда она работала тренером? Иными словами, все ли в порядке у нее с головой? Не слышала ли она прежде голоса и не предпринимала ли попыток покончить с собой? – Степа злилась и потому говорила громко, отрывисто.
– Степа, ты не обижайся, но мы должны обсудить все версии, и эту в том числе: все ли было в порядке у нее с психикой, – более чем спокойно сказала Алина, как будто речь шла о чем-то обыденном. – И не смотри на меня такими глазами. У каждого в голове свои тараканы. У одних большие, у других совсем крошечные.
– А у большей части населения средние? – с вызовом спросила Степа.
– Да, – поддакнула я. – Ведь что такое гениальность? По большому счету способности выше среднего – это уже отклонение от нормы. Но не надо из этого делать трагедию. Гордиться надо такими отклонениями.
Я сама удивилась тому, что сейчас сказала.
– Да? – Степа напыжилась, как воробей. Она так и не поняла, что я имела в виду: гениальность – это хорошие отклонения, или все же лучше, когда ты занимаешь среднюю позицию. – Только сделайте одолжение, в спортивную школу поезжайте без меня. Не хочу перед людьми позориться.
– И не надо, – согласилась с ней Алина. – Мы сейчас найдем Ликин паспорт, я тебя подвезу в больницу, а мы поедем дальше в спортивную школу. На обратном пути тебя заберем и все вместе навестим лечащего врача Павла Громова. Идет?
Степа пожала плечами:
– Делайте, как считаете нужным.
Паспорт на имя Лидии Алексеевны Курочкиной мы нашли довольно быстро. Он лежал в ящике письменного стола вместе с дипломом об окончании института физической культуры и школьным аттестатом. Алина поворошила рукой в ящике, потом задвинула этот и выдвинула другой.
– Что ты делаешь? Нехорошо рыться в чужих вещах, – пристыдила ее Степа.
– Нехорошо, – ответила Алина, – но интересно, чем живет великая писательница. А это что? Дневник?
Она вытащила из ящика общую тетрадь и полистала ее у нас на глазах. Тетрадь от первой до последней страницы была исписана мелким почерком.
– Дай посмотреть, – попросила я, заглядывая Алине через плечо.
– Так ведь нехорошо, – противным голосом протянула она. – Да ладно, смотрите.
Я открыла тетрадь на первой странице. Текст был мне знаком, но только не в рукописном варианте, а в типографском.
– Степа, посмотри. По-моему, это наброски книги, которую ты мне дала почитать. Здесь встречаются те же имена и фамилии: Алла Терентьева, Андрей Тимофеев…
– Да-да, и там была Алла Терентьева, – рассеяно произнесла Степа, лишь мельком скользнув взглядом по тетради. На нее неожиданно накатила усталость. Так всегда бывает. В состоянии шока ты можешь крутиться волчком как заведенный, а потом вдруг резко силы оставляют тебя, и ты превращаешься в кисель. То же произошло со Степой.
Я ее очень понимала. С полночи не спать, пережить столько волнений: падение Громовой, приезд «Скорой», разговор с Воронковым. Кто это выдержит?
– А зачем она писала от руки? – едва ворочая от усталости языком, спросила Степа.
– И верно, на компьютере намного удобнее и быстрее, – согласилась я с ней.
– А вам не приходит в голову, что Лика делала наброски будущей книги в отпуске? – спросила Алина, снисходительно на нас посмотрев. – Не все же писатели тащат с собой на отдых компьютеры? Эх, вы!
– Алина, а ничего, если мы эту тетрадку с собой возьмем? – спросила я, оправдываясь. – Лика, скорей всего, долго в больнице пролежит.
– Выжила бы только, – со вздохом сказала Алина и добавила: – Бери, конечно. Перед выпиской Лики из больницы, положим тетрадь обратно в стол.
– Степа, может, мы тебя отвезем домой? – предложила я.
– Нет, меня в больницу, а сами действуйте по плану. Куда вы собирались ехать, к Громову? Домой я доберусь сама.
Мы отвезли Степу в больницу и по ее просьбе оставили там.
Операция еще не была завершена, врачи находились в операционной. Никто из врачей и медсестер, изредка выходивших из операционного блока, не брался делать какие-либо прогнозы относительно Громовой. «Операция закончится, тогда и видно будет», – говорили они. Одно утешало – Лика была жива, и врачи боролись за ее жизнь.
– Я подожду окончания операции, а вы, пожалуйста, езжайте, – попросила Степа. Она глазами поискала место, где могла бы устроиться. Увы, в этом больничном коридоре сиденья для посетителей не были предусмотрены. – Пойду к окну. Хоть сумку на подоконник положу. Все ж рукам легче, – сказала она, смерившись с тем, что ей придется стоять неизвестно сколько.
– Мы постараемся скоро вернуться, – пообещала ей Алина, прощаясь. Как только мы отошли от Степы на значительное расстояние, она сказала: – Действуем по плану. Сначала в спортивную школу, а Громова навестим потом, на обратном пути.
Час мы потратили на то, чтобы доехать до школы олимпийского резерва. На дорогах творилось нечто невероятное. Казалось, что в эту субботу все, кто мог, сели за руль и покатили в магазины покупать подарки к Новому году. На стоянках перед супермаркетами было не протолкнуться. Перед магазинами, где нет стоянок, автомобили парковались прямо вдоль дороги, сужая и без того узкие улицы центральной части города. Алина чертыхалась, но ехала вперед.
– Не могу понять, все эти люди один раз в год своим близким подарки дарят? Такое впечатление, что Новый год – это конец света. Ужас! А вот и спортшкола. Попробую найти место.
Не найдя такового, Алина въехала на тротуар и заглушила двигатель автомобиля прямо перед центральным входом в спортивный комплекс. Чтобы прохожие и администрация школы не возмущались, достала из-под сиденья и водрузила на лобовое стекло табличку, на которой было написано «Пресса».
Никакого отношения к газетному делу Алина не имела, прием парковаться таким образом она подсмотрела у своего знакомого журналиста и теперь частенько им пользовалась. Казалось бы, те времена, когда все газеты подчинялись обкомам и райкомам партии, а центральные газеты издавались исключительно с ведома ЦК, давно прошли, но наши люди до сих пор считают прессу неким ответвлением власти.
Не мудрствуя лукаво, мы решили пойти сразу к директору школы.
– Директор школы у себя? – спросила Алина у старика-вахтера.
