Стараясь не давить на ее самолюбие, я между тем сказала:
– Алина, я узнала адрес Зинаиды. Не хочешь составить мне компанию, съездить в Михайловское и обратно?
– Ты все еще думаешь, что есть третья сестра?
– А почему нет? Моя версия не хуже твоей версии.
– При условии, что Зинаида родила третью девочку.
– Наверное, так. Но это мы можем узнать, лишь когда приедем в Михайловское. Софья Семеновна сказала, что Зинаиду там знают все. Нам только и надо, что приехать в это село и спросить у первого встречного.
– Согласна.
– Ты в «Пилигрим» заедешь?
– Скорей всего, нет. Лучше я здесь еще посижу.
– Как хочешь, – сказала я и положила трубку.
Остаток дня прошел очень спокойно. Посетителей в «Пилигриме» было мало. В основном заходили и спрашивали о путевках на весну. Про Новый год никто не вспоминал. Кто хотел приобрести новогодний тур, тот позаботился о нем заранее. Остальные совершенно верно сообразили, что за полторы недели до Нового года соваться в туристическое агентство уже поздно.
И хотя работы в этот день было мало, наша секретарша несказанно была рада моему присутствию в «Пилигриме» – вдвоем куда веселее.
Закрыв в положенное время агентство, мы отправились по домам.
Дверь мне открыла Степа.
– Почему не звонила? – с порога спросила я. – Неужели трудно было? – За день я так и не дождалась звонка и потому выразила ей свое раздражение.
– Работы много было, – устало вздохнула Степа.
– А ты туда работать устраивалась? Запомни, ты в психиатрическом отделении глаза и уши, но никак не руки. Кстати, если Олег спросит, где ты сегодня ночевала, ответишь, что была у Алины, помогала ей строчить портьеры. У Вадима скоро день рождения, Алина хочет освежить интерьер.
– Да? Она ему портьеры дарит? Думаю, он их даже не заметит, – зная Алининого мужа, усмехнулась Степа. – Ну да ладно, портьеры так портьеры. Идем на кухню, разговор есть. – Она интригующе перешла на шепот.
– А разве Олег уже дома? – так же шепотом спросила я.
– Только Аня, она в комнате уроки учит. Думаю, девочке ни к чему знать, где я сегодня провела ночь.
Как два заговорщика, мы прошмыгнули на кухню. Я села за стол. Степа подсунула мне миску с гречкой, чтобы я, соблюдая конспирацию, перебирала крупу.
– Устала, – выдохнула Степа. – Сутки в отделении безвылазно. Но недаром, недаром. Теперь я знаю практически всех сотрудников отделения.
– А Громова, Громова видела? – затеребила я Степу.
– Видела. Я вчера в его палату заходила, чтобы полы помыть. Плохой он, ох, плохой. – Она сделала обреченное лицо, давая мне понять, что дни Павла сочтены. – Такой бледный, худой. Знаешь, как говорят, не жилец. Это о Громове. Рядом с кроватью капельница. Что-то там капает.
– Павел в сознании был?
– Нет, в забытьи, – покачала головой Степа. – Я с ним заговорила, но он даже не проснулся. Я не рискнула его будить. Вдруг бы ему плохо стало? Ночью, когда дежурный врач пошел спать в свободную палату, я прокралась в ординаторскую. Медицинская карта Громова лежала в шкафу, но отдельно от других карт. Историю болезни на него заводил некий профессор Красногоров.
Я кивнула. О профессоре Красногорове нам рассказывала Анастасия Курочкина, вдова брата Лики Громовой.
– Кажется, об этом Красногорове Лика отзывалась как о друге Павла Андреевича. Если честно, я мало поняла из того, что прочитала в медицинской карте. Какие-то сплошные термины, в списке назначений неизвестные мне лекарства. Да еще почерк у этого Красногорова не приведи господи, как курица лапой писано. Утром я имела возможность увидеть Красногорова воочию. Он каждое утро заезжает в клинику, делает обход, потом едет читать студентам лекции. Как сказала старшая медсестра, иногда он приезжает после обеда, но это случается редко, от силы раза два в неделю. В целом профессор Красногоров производит хорошее впечатление. Такой заботливый, внимательный: пациентов по имени и отчеству называет, голос не повышает, каждому по нескольку раз объясняет назначения.
– Короче, сахарный этот Красногоров. И с Громовым он так?
– Да как тебе сказать? Он к Громову зашел, поохал, повздыхал и вышел.
– Что, даже ни слова не сказал?
– Почему? Заговорил, если это можно назвать разговором. Спросил: «Как себя чувствуешь, Паша?» Громов застонал, ему при Красногорове вкололи обезболивающее, и он тут же опять заснул. Красногоров постоял немного, посмотрел на спящего Громова и вышел. Мне показалось, что он был расстроен. Пожалуй, и все. Красногоров уехал, а Громов до конца моего дежурства не приходил в себя. Вернее, может, и приходил, но не при мне.
– Значит, ты так и не смогла с ним пообщаться?
– Я же не могу в его палате постоянно драить полы? За мной закреплены еще пять палат и общий коридор, – обиделась на меня Степа. – И это помимо того, что я должна бегать по первому зову медсестер и больных: тому это принеси, тому то. Вчера со мной медбрат дежурил. Мало того что я свою работу выполняла, так еще и за него пахала. Лодырь! Как сел на медицинском посту, так и не вставал. Впрочем, один раз поднялся, когда я зашла в палату Громова полы помыть. Дал несколько ценных указаний.
– Извини. Что поделаешь, ты должна маскироваться. Ну а та женщина, похожая на Лику Громову, не приходила?
– Я спрашивала у медсестер, как часто приходит «жена» Громова. Мне сказали, она появляется приблизительно раз в три-четыре дня.
– Если она была в пятницу, то ждать ее надо послезавтра, – подсчитала я.
– Да, это как раз будет день моего дежурства.
– Однако странно. Если профессор Красногоров – друг Громова, неужели он не знает в лицо его жену, то есть Лику?
– Кстати, я подумала об этом же. Но дело в том, что женщина приходит проведывать Павла уже после обхода, тогда, когда Красногорова в отделении нет.
– И почему он советовал Лике не приходить в отделение, а эту даму пускают? Не знаешь?
– Не знаю. Сама не догадалась, а в лоб спросить у Красногорова пока рано. Не так поведу себя, выгонят из отделения.
– Пожалуй, ты права, надо тебе еще помучиться.
– Ну а вы тут как без меня? – спросила Степа.
– Да как? Бегаем по городу как соленые зайцы. Были у вдовы Ликиного брата, к соседке Курочкиных заезжали, – пункт за пунктом я рассказала Степе о наших с Алиной передвижениях. – А завтра мы собираемся съездить в Михайловское. Ты как? Поедешь с нами?
– Я хотела бы сходить к Лике, – призналась Степа.
– Все равно тебя к ней не пустят. В палату пропускают только родственников, и то только по предъявлению паспорта. Поехали лучше с нами. В восемь утра Алина обещала за нами заехать.