– Ничего страшного не случилось. Все живы и здоровы. Живы и здоровы, – словно заигранная патефонная пластинка бормотала я.
Только через два часа я наконец-то услышала долгожданный звон колокольчика на входной двери. Мельком взглянув в окно и увидев там припаркованный Алинин «Опель», я успокоилась окончательно.
В кабинет вошли Алина и Степа. Алина выглядела как обычно, а вот Степа явно была не в себе. Она устало рухнула на диван и уставилась в одну точку.
– Что случилось? Как вы оказались в полиции? – мой вопрос был обращен к Алине. С первого взгляда я определила, что сейчас разговаривать со Степой бесполезно. Кивнув в ее сторону, я тихо спросила: – Что с ней?
– Сумку украли. Я ее оставила в положенном месте, рядом с газетным киоском. Сама поехала к дому Громовой. Степа стояла и всматривалась в лица прохожих, искала глазами двойника. В это время к ней подкрался молодой парень, выхватил из рук сумку и удрал. А в ней был загранпаспорт. Степа очень переживает. Они ведь с Петром собирались лететь в Эмираты.
– Не расстраивайся. Полетишь, – успокоила я Степу. – Сделаем тебе паспорт, время есть. Ну а ты что? – переключилась я на Алину.
– Что я? Я дождалась, когда выйдет из дома Громова, и поехала за ней. Подъезжаю к положенному месту, а там Степа мечется, кричит на всю ивановскую: «Сумку украли, Сумку украли! Полиция!»
– Получается, вы никого не видели?
– Ну почему? Громова видела. И я видела, – с явным удовольствием доложила Алина. – Женщина действительно ну очень похожа на Громову. Такого же роста. Стрижка такая же короткая. Жакет практически один к одному. Она шла нам навстречу, но Степа так громко заорала: «Полиция!», что та быстренько ретировалась.
– Что значит «быстренько ретировалась»? Испарилась, что ли?
– Да нет. Юркнула в магазин «Модная галерея». Я бросилась за ней, но… в магазине этом столько людей. Она слилась с толпой.
– Женщина тоже была в норковом жакете?
– Нет, у нее шубка из хорька. Мех не такой дорогой, как норка, но смотрится очень хорошо и, главное, похоже. Кто не разбирается, может спутать с норкой.
– И куда она делась, эта дама в хорьке?
– Я ее потеряла из виду. Когда поняла, что не найду, выскочила на улицу. А тут эти две. Громова и Степа. Не знаю к корму бросаться: то ли к одной, то ли к другой. Громова в прострации: опять с двойником встретилась. Степа в истерике бьется. Оказывается, ее ни разу не обворовывали. Можешь представить, какой у нее был шок?
– Она до сих пор в шоке, – кивнула я на Степу, которая так и сидела, уставившись в одну точку. Жизни в ней было в эту минуту не больше, чем в искусственной елке, загодя прибранной к Новому году.
– Нет, тот шок уже прошел, – протянула Алина. – Ее второй волной накрыло.
– Не поняла? Это как?
– Слушай. Смотрю, мои дамы совсем расклеились: одна стоит как вкопанная, другая мечется по улице. Собрала я их в кучу, посадила в машину и повезла. Сначала Громову домой доставила, велела из квартиры не выходить. В таком состоянии можно и под машину угодить. Потом Степу в полицию повезла, заявление писать. Вору что нужно? Деньги! Деньги он возьмет, а сумку выбросит. Вдруг добрая душа сумку найдет и в полицию отнесет, или хотя бы один паспорт сдаст. Пришли мы в полицию, завели нас в кабинет дежурного, а там… Степа увидела портрет над письменным столом и обмерла.
– Она президента не видела? Кто там еще может висеть? – удивилась я. И правда, чьи портреты обычно вешают в официальных учреждениях?
– А вот и не только, – хохотнула Алина. – Огромная такая фотография, пятьдесят на восемьдесят. На ней мужик – явно криминального вида – очки темные на пол-лица, нос перебитый, улыбочка зловещая. Степа, когда его увидела, так дар речи и потеряла. До сих пор молчит.
– Ну а ты спросила, что за тип на том портрете?
– Спросила. Офицер, который у нас заявление принимал, сказал, что понятия не имеет, кто там на портрете. Портрет нашли в гараже у одного барыги. Понравился, забрали, у себя повесили. Теперь все ходят и спрашивают, кто это. Полицейских это жутко забавляет.
– Степа, ну кого ты испугалась? Мало ли кто на портрете? Или этот тип у тебя сумочку вырвал?
Степа мотнула головой, потом, заикаясь от волнения, сказала:
– Это Витька Шуруп. Его все в Белозерске знали, от мала до велика. Вор-рецидивист. Сколько трупов на нем, никто не считал. Много. Кличка его, знаете, откуда пошла? Он всегда делал контрольный выстрел, а в дырку шуруп вставлял. Визитная карточка своего рода. Хотите случай расскажу? Все принимали его за анекдот, но это было на самом деле. Не знаю, каким ветром Витьку занесло в театр. Давали «Евгения Онегина». Трагическая сцена – Ленский и Онегин на дуэли. Ленский после рокового выстрела замертво падает на сцену. В зале тишина, которую изредка нарушают всхлипы впечатлительных театралок. В эту минуту поднимается Витька и кричит Онегину: «Братан, ты чё?! А контрольный выстрел?» И что вы думаете? Прекратили спектакль? Ничего подобного. По залу прокатился шепот: «Шуруп, Шуруп». Онегин взглянул на суфлера, потом подошел к лежавшему на сцене Ленскому и выстрелил второй раз – в голову. Дали занавес. Аплодировал только первый ряд, на котором сидел Витька с приятелями. Вот такая история. Убили потом Шурупа, свои же.
– Вот видишь! Убили. Мертвого Шурупа зачем бояться?
– А затем, что если он в полицейском кабинете на почетном месте висит, толку от такой полиции мало.
– Зря ты так, Степа. Тебе же сказали, что не знают, чей этот портрет. Скорей всего так и есть. В полиции тоже приколисты служат.
– Взять хотя бы майора Воронкова, – Алина почему-то вспомнила о нашем общем знакомом. – Он каждый раз грозит нам выписать направление на пятнадцать суток в тюрьму. Не со зла же он? Шутит. Шутки у него такие ментовские.
Что есть, то есть. Отношения у меня и Алины с Воронковым Сергеем Петровичем более чем странные: нежная дружба, местами переходящая в лютую ненависть. Когда мы с подружкой не влезаем в какие-либо истории, Воронков – просто душка! Если же он нас встречает в том месте, где работает следственная группа, а это случается время от времени, он, мягко говоря, звереет, в выражениях не стесняется и каждый раз грозится сослать нас в ссылку, в тайгу. Туда, где на сотни верст нет ни единого человека, следовательно, и преступления совершаются крайне редко.
– Давайте оставим в покое майора Воронкова и рецидивиста Витьку Шурупа, – предложила я, – и вернемся к Лике Громовой. Значит, двойник все-таки существует. Если его видела Алина, то речь о галлюцинации не идет. Верно?
– Верно. Женщина не плод фантазии Громовой, – подтвердила Алина. – Она реальна, как я и ты.
– У нее где-то есть дом, прописка, – продолжила я.
– Ага, в том измерении, – отозвалась Степа. Ей так хотелось поверить в то, о чем писала в своих книгах любимая писательница, что она и нас пыталась сбить с толку. – Да будет вам известно, проводника могут видеть все, а не только те, к кому он послан. Часто люди встречают двойников своих друзей, здороваются с ними, а те проходят мимо или отвечают невпопад. Естественно, люди обижаются и только спустя какое-то время узнают, что здоровались, разговаривали не со своим знакомым, а с кем-то другим, но очень похожим.
