– И тебе доброго утра, – ответил я.
Не припомню, чтобы я вставал в таком прекрасном настроении. К моему удивлению, Грейс вывернулась и шлепнулась на спину. Мои губы оторвались от ее кожи, а рука, повисев в воздухе, опустилась ей на живот. Грейс подозрительно сощурилась и пристально посмотрела на меня.
– Что это с тобой? – с легким упреком спросила она, заметив мою улыбку.
– Ничего, – искренне ответил я.
– Ты уверен? – Грейс игриво нахмурилась.
– Да. А почему ты спрашиваешь? – усмехнулся я.
Ее зеленые глаза сверкнули в приглушенном утреннем свете. На щеках Грейс еще оставался слабый румянец – память о вчерашнем.
«Боже, как потрясающе она умеет трахаться», – подумал я.
– Ты сегодня такой… – Она смотрела на меня, подыскивая нужное слово. – Счастливый.
– А что, мне непозволительно быть счастливым? – спросил я, улыбаясь во весь рот.
Удивительно: мое счастливое лицо вызывало у нее подозрение. Словно поймав эту мысль, Грейс покачала головой:
– Конечно позволительно. Просто это как-то… непривычно. Но очень здорово, – сделала вывод она.
Мои пальцы теребили край ее майки. Потом я слегка провел костяшками по животу. Каждое прикосновение вызывало у Грейс тихий вздох.
– Ну да, здорово, – согласился я.
Мною овладел приступ легкомыслия. Наклонившись, я поцеловал Грейс в губы. Она ответила.
– А теперь давай вставать, – пряча улыбку, заявил я. – Не ел с ночи и потому жутко голоден.
У Грейс покраснели щеки. До нее дошел смысл моих слов, и она замерла на кровати.
– Хейден, кто же ты на самом деле? – недоверчиво рассмеявшись, спросила она.
Теперь ее щеки пылали, что заставило рассмеяться меня самого. Мне безумно нравилось это девчоночье смущение. Грейс торопливо закинула волосы за ухо, потом осторожно села, отбросила одеяло и поморщилась: сломанное ребро напомнило о себе. Но Грейс тут же снова улыбнулась, не дав мне забеспокоиться. Как замечательно было смеяться, пусть даже и над такими глупостями.
– Меня приперло, – сообщил я, подкрепив слова еще одним взрывом смеха, после чего направился в ванную.
Грейс сумела меня опередить и первой оказалась возле двери.
– Потерпишь, – криво усмехнувшись, заявила она. – Сначала я.
Она проскользнула в дверь и уже собиралась закрыться, но оставила достаточно широкую щель, в которую было видно ее ухмыляющееся лицо.
– Извращенец!
Дверь захлопнулась, что вызвало у меня новый взрыв оглушительного смеха. Мне нравилось несерьезное отношение Грейс ко мне и готовность смеяться вместе со мной, преодолевая смущение. Я испытывал необыкновенную легкость. Уже и не помню, когда мне было так легко.
Минут через двадцать мы покинули хижину и зашагали к столовой. Лагерь выглядел гораздо оживленнее, чем обычно. Я вдруг почувствовал, что забыл о чем-то очень важном. Обитатели лагеря, сбившись в кучки по три-четыре человека, возбужденно переговаривались и тащили непонятно куда какие-то вещи. Кто-то поздоровался со мной. Остальные были настолько поглощены своим делом, что даже меня не заметили.
– Слушай, мне это кажется… или действительно сегодня все какие-то взбудораженные, а не только я? – спросила Грейс, недоуменно косясь в сторону трех пробегающих девиц.
Те были немногим младше нас и неслись вприпрыжку, визжа от восторга.
– Тебе не кажется. Я тоже заметил.
Слева от нас двое мужчин катили к центру лагеря большую бочку.
– Никак что-то затевается? – спросила Грейс, тоже взглянув на мужчин.
– Понятия не имею, – признался я.
Грейс насмешливо фыркнула. Мне оставалось лишь выпучить глаза и вопросительно посмотреть на нее.
– А разве ты не командир? Тогда почему не в курсе?
Она по-детски хихикнула и пихнула меня локтем под ребра. Мне оставалось лишь улыбаться.
– Прикуси свой язычок, уроженка Грейстоуна, – сказал я и тоже пихнулся, но так, чтобы не задеть поврежденное ребро.
Перед уходом я буквально силой заставил Грейс проглотить болеутоляющие таблетки. Вначале она заявила, что вполне обойдется и без них, и только когда не смогла самостоятельно натянуть рубашку, сдалась и приняла лекарство.
– Ты так и будешь тыкать мне в нос моим происхождением?
Я не знал, обидело ли это ее всерьез, а поскольку улыбка не окончательно сползла с лица Грейс, я решил сменить тему и больше не говорить ей подобных слов. Не то чтобы они ее оскорбили, но ей было неприятно их слышать. Черт, умею же я все испортить.
Остаток пути мы проделали молча. В столовой было на удивление пусто. Казалось, население лагеря забыло о завтраке. Незабывших насчитывалось человек десять, включая Мейзи, стоявшую за раздаточным прилавком. Она весело поздоровалась с нами и спросила:
– Вы уже предвкушаете вечернее празднество?
Только сейчас я понял причину царившей в лагере приподнятости. Мейзи спрашивала меня о празднике еще недели две назад. В тот момент я думал о чем-то более важном и согласился, даже не вслушавшись. Изрядную часть моих мозговых извилин занимала некая пленница из враждебного лагеря, и мне было трудно сосредоточиться на других делах.
– Еще бы! Как идут приготовления? – спросил я, делая вид, что все помню.
Грейс смотрела на нас с Мейзи и ничего не понимала.
– Великолепно! Я уже несколько дней подряд вожусь с угощением. Пердита наготовила достаточно браги. Хватит на всех. Теперь нужно все разложить и расставить, а потом – милости просим!
Мейзи вся сияла от воодушевления. Как ни странно, ее энтузиазм передался и мне.
– Рад слышать, – кивнул я, беря тарелку с едой. – Скажешь, если что-нибудь понадобится.
Грейс взяла свою и улыбнулась поварихе.
– Вечером обязательно приходите! – Мейзи приветливо помахала нам и вернулась к приготовлениям.
– Так что сегодня затевается? – спросила Грейс, когда мы уселись за шаткий стол.
– Я напрочь забыл. Сегодня Мейзи… можно сказать, устраивает торжество. У меня это совершенно вылетело из головы.
– Торжество? – повторила ошеломленная Грейс. – А по какому поводу?
– Честно говоря, сам не знаю. Последние недели успешными не назовешь. Вот Мейзи и решила: пусть все сбросят напряжение и немного повеселятся. Раньше она устраивала такие праздники почти ежемесячно, но потом наступил перерыв. У нас не хватало припасов.
Я не стал говорить, что «кувыркания» Кита и Мэлин на складе тоже произошли во время одного из таких «торжеств».
– А мне нравится эта затея, – призналась Грейс, с улыбкой берясь за еду.