Грейс повезло: у нее есть отец и брат. Я не лишу ее возможности быть с ними. Семьи нынче были редкостью. Своими просьбами остаться я вынудил бы ее оборвать семейные узы.
Отказавшись уходить, она усугубила ситуацию для нас обоих, но эта черта ее характера была мне особенно дорога. Грейс была сильной, стойкой, упрямой. Стойкостью она превосходила всех, кого я знал. Я не переставал удивляться ее качествам. Она заслуживала очень многого, чего я не мог ей дать. Но одно было мне по силам: я мог вернуть ее в семью.
Не знаю, как мне хватило решимости вытащить пистолет и наставить на нее. Никогда, ни при каких обстоятельствах я бы не выстрелил в Грейс. Уж скорее в себя, чем в нее. Это стало для Грейс пределом, последним предупреждением, после чего она переступила черту и ушла, оставив меня разбитым на куски. По крайней мере, она не поверила, что я способен ее убить.
Все кончилось моей победой, но я не ощущал себя победителем. Это напоминало самоуничтожение, изощренную пытку. Казалось, меня запихнули в огонь и оставили обугливаться, пока я не превращусь в неузнаваемую груду сгоревшего мяса и костей.
Я совсем потерял счет времени. Я не знал, как давно она ушла, а сам продолжал стоять на том же месте. Еще каких-нибудь десять шагов, и лес кончится, я увижу ее родной лагерь. Увижу место, куда я ее прогнал, и это придавит меня еще сильнее. Знать, что Грейс недалеко, на расстоянии вытянутой руки, и только смотреть… Нет, такого испытания я точно не выдержу. Собрав остатки самообладания, я оторвал ноги от земли, развернулся и побрел обратно, удаляясь от единственной девчонки, которую любил.
«Сейчас она дома. Там, где выросла, – говорил я себе. – Она увидится с отцом, и какое-то время они проведут вместе. Хейден, ты был вправе подарить ей такую возможность».
Я заставлял себя думать об этом, бредя обратно в Блэкуинг. Ветви деревьев все время норовили ударить меня по глазам. Я спотыкался гораздо чаще обычного, но ничего не мог с собой поделать. Казалось, моим телом овладела чужеродная сила, не умеющая им управлять. Я был ходячей оболочкой, пустой внутри. Из всех эмоций сохранилась лишь нестерпимая боль от содеянного. Не думал, что мне хватит сил на это. Увы, хватило.
«У нее будет время пообщаться с отцом, – твердил я мысленно. – Ей не понадобится выбирать. Уйдя, она не почувствует вины, поскольку думает, что ты ее разлюбил».
Я снова и снова цеплялся за эти мысли. Нужно поддерживать в себе убеждение, что я поступил правильно, иначе я помчусь за нею в Грейстоун.
«Ты должен был это сделать. Других вариантов не существовало. Ты действовал в интересах Грейс».
Нога зацепилась за камень. Я споткнулся и только чудом не ударился лицом о пень, зато ободрал ладонь об острую кору. Я видел капельки крови, но физической боли не ощущал. Только душевную, слишком сильную, чтобы ее могла перебить ссадина на ладони.
«Ты ее любишь. Ты даже не подозревал, как сильно. Ты должен был ее отпустить. Ради нее».
Лес, по которому я брел, утратил краски. Зелень потускнела, коричневые тона сделались грязными, синева предвечернего неба превратилась в блекло-серую пелену. Все яркое и живое стало никаким, будто гигантский пылесос высасывал красоту окружающего. Что ж, это вполне соответствовало моему внутреннему миру, откуда ушла красота.
До Блэкуинга я добрался эмоционально выжатым. Я не всматривался в лица встречных. Собственная трагедия заслонила мысли о других. Ноги инстинктивно несли меня к хижине, где уже подстерегали образ Грейс, ее запах и отзвуки смеха. Все это набросится на меня, стоит только войти. Мазохистская сторона моей личности жаждала этого. Хотя бы так я почувствую, что Грейс рядом.
Я подходил к хижине, собираясь запереться там со своим горем до утра, когда передо мной выросла сгорбленная фигура. Морщинистое лицо, растрепанные седые волосы и безмятежный взгляд.
– Что, больно, когда в нас свет гасят? – с тоской спросила Пердита.
Я удивленно заморгал. Я привык к ее бессмысленным фразам, но эта показалась мне вполне уместной. Похоже, старуха видела меня насквозь, со всеми чувствами и ощущениями. Грейс была моим светом, и я, собственноручно его погасив, остался в темноте, пустоте и одиночестве.
Я не ответил Пердите. Не было у меня сил вступать в разговор, особенно после столь точного наблюдения. Я попытался ее обойти, но она вновь загородила мне дорогу.
– Да, больно, когда гасят…
– Да… – пробормотал я.
Несколько секунд я выдерживал ее пристальный взгляд, потом вновь обошел старуху. С меня хватило и этого, продолжать такой разговор я не хотел.
Одолев остаток пути до хижины, я с излишней силой толкнул дверь; та открылась и тут же быстро закрылась, отрезав меня от навязчивого света. Я жаждал темноты, кромешной тьмы, но снаружи еще не стемнело. Да и та, что наступит, не сравнится с потемками в моей душе.
Я присел на кровать и тут же вспомнил, как на ней лежала Грейс. Несколько часов назад она лежала здесь и внимательно смотрела на меня, пока я тоже не лег и не притянул ее к себе. Сейчас я отдал бы что угодно за возможность еще раз обнять Грейс, услышать биение ее сердца, ощутить тепло ее тела. Отдал бы что угодно за шанс признаться ей в любви.
С глубоким вздохом я наклонился и спрятал голову в ладонях. Локти уперлись в колени. Скрючившись, я пытался заслониться от воспоминаний, но они не отступали. Пройдя по этим странным отношениям, я совершил полный круг и вернулся к исходной точке. Я по-прежнему командир Блэкуинга, Грейс находится у себя дома, обстановка в лагере – все как в тот день, когда я впервые ее увидел. Но я изменился, став совсем иным.
Грейс изменила меня. Научила чувствам, от которых я прежде отмахивался, хотя они были вполне естественными, присущими людям: радости, уверенности, доверию, любви. С нею я обрел много такого, о чем даже не подозревал. И теперь я вернулся к тому, с чего начал, вновь став холодным, одиноким и пустым.
С ее помощью я почувствовал себя настоящим человеком. Грейс принимала мои слабости. Оказалось, то, что я считал проявлением слабости, в действительности было обычным человеческим состоянием. Грейс подставила мне плечо, раскрыла меня, бросила вызов. Все, в чем я отчаянно нуждался, я нашел в этой потрясающе красивой девчонке.
У меня сдавило пересохшее горло. Казалось, оно вот-вот треснет. Я разваливался на куски, но даже не пытался остановить процесс разрушения. Я вытерплю эту боль, изматывающую, отупляющую боль. Ведь она не бесцельна. Грейс теперь с отцом и братом. Ради нее я вынесу все страдания. Пусть я едва не погиб, решившись на этот шаг. Главное, она сейчас там, где и должна находиться.
Стук в дверь вырвал меня из водоворота страданий, но я ничего не ответил и не стал открывать. Забыв про стук, я еще сильнее вдавил ладони в закрытые глаза. Внутри вспыхнула россыпь белых огоньков. Но остановить стучащего это не могло. Стук повторился.
– Убирайтесь!
Голос мой звучал глухо и напряженно, словно я провел в молчании годы.
