Не могу не проявлять материнскую заботу о людях, которых люблю. Я всегда была такой. Кит Ричардс идеально описал меня, когда давал интервью журналу Vanity Fair: он сказал, что видит во мне «любимую тетушку» или «фею-крестную», потому что я всегда стараюсь заботиться обо всех, когда мы на гастролях. Если у кого-либо простуда, я ворчу, чтобы он застегнул пальто или надел шарф, или предлагаю намазать шею мазью, если заболело горло. В душе я «мать Земля», но в то же время настоящий «рок-н-ролл». Думаю, именно поэтому мне всегда удавалось выстраивать дружеские отношения в шоу-бизнесе.
Грандиозное турне, которое началось с выхода песни «Private Dancer», завершилось получением премий «Грэмми-1984». Это произошло вечером 26 февраля 1985 года. У меня немного кружилась голова, потому что я заболела гриппом, но, даже если бы с моим здоровьем все было в порядке, этот вечер все равно обещал быть головокружительным. Когда я спускалась на сцену по лестнице и пела «What’s Love Got to Do with It», я чувствовала тепло от зрителей. Они полюбили эту песню и при этом также полюбили и историю, о которой говорится в песне. Я думаю, что говорила с людьми, которые мечтают о втором шансе и без устали работают над осуществлением своей мечты. Роджер в тот вечер был рядом со мной, но никто из нас и представить себе не мог, что «What’s Love Got to Do with It» будет удостоена двух премий «Грэмми»: в номинации «Запись года» и в номинации «Лучшее женское вокальное поп-исполнение», а песня «Better Be Good to Me» была удостоена другой премии – в номинации «Лучшее женское вокальное рок-исполнение».
За первый год было продано восемь миллионов копий альбома Private Dancer.
Не волнуйся, Роджер, у нас все получится.
Забавно вспоминать тот первый наплыв успеха. Не было времени остановиться и подумать о том, что я делаю. В промежутках между съемками в «Под куполом грома», участием в индивидуальных концертных программах и отправлением в турне с песней «Private Dancer» я постоянно путешествовала, но при этом изредка касалась земли. У меня даже не было возможности получить кредитную карту, однако это не помешало мне стать покупателем мирового класса. На самом деле я всегда была шопоголиком, но теперь я могла себе это позволить! В одном из моих интервью я сказала редакции журнала People, что все, что я хочу, это золотая карта American Express. И пока я не заполучила ее, я одалживала кредитную карту у своего менеджера или кого-то еще из своего окружения. «Не волнуйтесь, – убеждала я интервьюера. – Я всегда все им возвращала».
Примерно через месяц после получений «Грэмми» я спела дуэтом вместе с Дэвидом Боуи. У меня до сих пор мурашки по телу, когда я думаю об этом. Дэвид и я сблизились после выступления в Ritz. У нас сформировались особые дружеские отношения – близость на основе обоюдной симпатии и восхищения, а также общих интересов. Как и я, он буддист. Дэвид шутил, что в определенный момент своей жизни перед ним встал выбор: либо стать буддистским монахом, либо звездой рок-н-ролла. Бывало, я слушала его и говорила: «Дэвид, откуда ты столько всего знаешь?», потому что он разбирался во всем. Не только в музыке, а действительно во всем. Он мог говорить об искусстве, религии – на любую тему. Он смеялся и отвечал: «Тина, я никогда не перестаю учиться». По жизни он был студентом, настоящим человеком эпохи Возрождения в хорошем смысле этого слова. Когда я думаю о Дэвиде, я думаю о лучике света. Он действительно сиял.
Клип на его песню «Tonight», съемки которого проходили во время исполнения этой песни в прямом эфире в концертном зале NEC Arena в Бирмингеме (Англия) в марте 1985 года, рассказывает все о наших чувствах друг к другу. Я начала петь «Everything’s gonna be all right, tonight», раскачиваясь под зажигательный ритм регги. Затем появился Дэвид – он вышел из дымки в своем белом смокинге. Зрители были поражены, и через весь зал прошла вибрация, как при землетрясении. Он был красив как ангел. Мне хотелось сказать «Вау!», но я не могла говорить. Хотя просто стоять тоже было невозможно, так что я послала ему воздушный поцелуй. А кто бы этого не сделал?
Во время нашей репетиции за день до этого я узнала кое-что о Дэвиде. Он действительно умеет танцевать и играть на сцене как актер. Не все исполнители могут это делать. Когда мы обнялись на сцене, это было просто чудесно. Мы выглядели как влюбленная парочка. Хотя, несмотря на все сплетни – тут я вынуждена вас разочаровать, – у нас никогда не было подобных отношений. Мы даже никогда не спали вместе. Дэвид отличался от других рокеров. Он был настоящим джентльменом.
И, наверное, теперь я перейду к другой горячей теме. Самый нашумевший вопрос в истории рок-н-ролла (не думаю, что я сейчас преувеличиваю, потому что мне все время задают этот вопрос): «Что Дэвид Боуи прошептал вам на ухо, когда вы танцевали в клипе «Tonight»?» Журналисты и поклонники умоляют меня ответить на этот вопрос. Некоторые наверняка пытались даже привлечь к этому вопросу специалиста по чтению с губ, чтобы расшифровать слова Дэвида, но его рот был близко к моему уху, а губ было почти не видно, так что это вряд ли поможет.
Пожалуй, напомню: Дэвид наклоняется и шепчет мне что-то на ухо, а я реагирую так, как будто услышала что-то очень неприличное. Но нет. На самом деле он не сказал ничего пошлого. Я бы обязательно это запомнила. Я все пытаюсь вспомнить, что же он сказал мне.
По правде говоря, я просто не помню. А теперь, когда Дэвид ушел в мир иной, его слова так и останутся тайной – хотя нет никакой гарантии, что его память была получше, чем моя. Возможно, он тоже забыл.
Как раз в этот момент, когда мы пели в один голос, какая-то девушка выбежала на сцену и схватила Дэвида за руку. Это произошло очень быстро – охранники увели ее, и Дэвид, который за словом в карман не лез, сразу же пошутил: «Полагаю, я должен радоваться, что это была девушка». Он имел в виду, что в прессе всегда было много шума по поводу его сексуальной ориентации, и если бы это был мужчина, тогда для них это был бы знаменательный день. Сегодня они бы уже ничего не сказали или сказали бы, что он бисексуал, но в то время это была целая история, которая очень его забавляла.
После песни «Tonight» я напомнила Дэвиду, что хочу, чтобы он написал для меня песню наподобие «Putting Out Fire». Он сказал «да», но я сомневалась, что он действительно собирается это сделать. Артисты часто говорили мне «да» и намеревались выполнить обещанное, однако потом погружались в свою жизнь и забывали об этом. Но только не Дэвид. Два месяца спустя он позвонил мне, когда катался на лыжах, и сказал, что у него для меня есть замечательная песня под названием «Girls». Он описал ее как нечто «действительно крутое». Как то, что мне понравится. «И, – добавил он, – если ты не возьмешь ее, то возьму я».
– Секундочку, – сказала я. – Если ты сам готов взять ее, значит, это действительно то, что нужно.
Иногда, когда люди пишут песню специально для меня, это не работает. Я говорю им: «Ты не понимаешь… Я не могу передать в песне то, что хочешь передать ты». Но если я слышу, что человек написал ее для себя и что он хотел бы исполнить ее, я беру это. Как только Дэвид высказал свое желание спеть «Girls» (и он все-таки приступил к записи этой песни), я поняла, что это стоящая песня, вселенская песня. Мне нравится, как он говорит о женщинах: они могущественные и загадочные. Я поняла это только спустя некоторое время, когда готовилась к записи песни, но это именно то, что я люблю в музыке Дэвида. Она заставляет меня задуматься.
