Последний раз я видела Дэвида, когда он выступал в Брюсселе. Я заглянула в его гримерную после концерта. Наша встреча была милой, хотя он умалчивал о том, что был болен, поэтому я не знала, что это был наш «последний танец», наше последнее прощание.
– Люблю тебя, Тина, – сказал он.
– Люблю тебя, Дэвид, – сказала я в ответ.
Я так рада, что это и были наши последние слова, сказанные друг другу.
Эрвин, знающий шоу-бизнес сверху донизу, поскольку это и было его профессией на протяжении всей зрелой жизни, однажды спросил меня: «Почему Боуи и Джаггер взяли тебя под свое крыло? Они никому еще не оказывали такой чести». Я объяснила ему, что англичане оценили меня с самых первых дней «Айка и Тины», а когда я ушла от Айка, они стали оказывать мне еще бо́льшую поддержку.
Я думаю, они видели во мне то, что им нравится, – женщину, которая может выступать наравне с ними, взаимодействовать с ними на сцене в стиле рок-н-ролла и при этом все будет выглядеть просто замечательно. Дэвид всегда говорил: «Когда танцуешь с Тиной, она смотрит тебе в глаза». Мы были партнерами. Равными партнерами. В то время не было женщин, которые поют и танцуют, как я, женщин, которые могут быть сексуальными без намека на интим. Я выходила на сцену на высоких каблуках и в коротком платье, но при этом хорошо танцевала, смеялась от души и наслаждалась моментом, не заставляя других женщин в зрительном зале чувствовать, что я пришла за их мужьями. Со сцены исходил только позитив, никогда не было негатива. Бейонсе несет в себе такую же энергетику сегодня, но тогда такой была только я.
Сколько женщин могут выдержать финальный выход на сцену с Миком Джаггером? Да, мы с Миком всегда выкладывались на полную катушку, и наше выступление на историческом концерте Live Aid в 1985 году, организованном Бобом Гелдофом для сбора денег голодающим в Эфиопии, служит отличным примером этого.
Был поздний вечер на стадионе JFK в Филадельфии. Температура воздуха поднималась до отметки 37 градусов по Цельсию, а зрители были там целый день, слушая всех – от Тома Петти и Мадонны до The Beach Boys и Боба Дилана. А теперь они ждали Мика, которому даже экстремальная жара не помешала бы выступить со свойственной ему самоотдачей. Он всегда был в хорошей физической форме (хотя я улыбаюсь, когда вспоминаю наши импровизированные уроки танцев с айкетками в Лондоне). Вот что ожидали увидеть его поклонники.
Я собиралась сделать неожиданный выход и спеть две песни с Миком, и, перед тем как выйти на сцену, мы с Миком немного поговорили о темпе. Hall & Oates исполняли музыку для Мика, который теперь выступал как солист, без The Rolling Stones, и я беспокоилась, что музыка была немного медленной. Мне был нужен импульс. Я не могу танцевать под медленную музыку. И я сказала: «Мик, не знаю, получится ли, если они не ускорят темп». Он сказал, чтобы я не волновалась и что он об этом позаботится. «Я знаю, чего ты хочешь, – сказал он. – Ты хочешь быстрый темп». Он вышел и поговорил с музыкантами о том, что нужно ускорить темп.
Вернувшись, он спросил меня: «Так что мы собираемся делать?»
Мы с Миком никогда не могли просто стоять и петь. Это не про нас. Нам нужно было что-то устроить. Он оглядел меня с головы до ног – на мне был плотно прилегающий кожаный топ и юбка, – и тут я поняла, что у него появилась какая-то совсем не безобидная идея.
– Эта юбка снимается? – спросил он шаловливо.
– Чего?.. – ответила я ошарашенно.
– Я собираюсь стянуть с тебя юбку.
Я спросила его зачем, но было поздно говорить об этом. Мик уже решил сделать это. «Просто для создания эффекта», – сказал он. Понятно, что я немного нервничала, потому что никогда до этого не снимала юбку на сцене. К счастью, я была подготовлена. В те дни мы редко надевали просто нижнее белье. На мне были ажурные колготки, а поверх них – танцевальные трусы. И даже если снять юбку, смотреть будет не на что, лишь на костюм под костюмом, так что я была «прикрыта» и спокойна. И Мик это знал. Мы были профессионалами.
Джаггер вышел на сцену, поблагодарил зрителей за то, что они выдержали эту жару, а затем позвал: «Где Тина?» Я вышла, и мы перешли в «состояние шока»
[24]. Это было хорошо, но слишком посредственно для Мика, который любит будоражить публику. Когда мы начали петь «It’s Only Rock‘n’Roll”, он снял с себя рубашку, танцевал с открытым торсом, затем спустился со сцены, чтобы переодеться в желтый пиджак и камуфляжные штаны, повторяя все это время «But I like it».
Он подошел и, не пропустив ни одной ноты, обхватил мою талию. Я чувствовала (о боже!), как он нащупывает застежку. Я знала, что это случится. Я посмотрела вниз, потому что мне было интересно, как я выгляжу в этот момент. Когда он изящным движением снял с меня юбку, я с облегчением поняла, что все было неплохо. Благодаря танцевальным трусам, которые утягивают все лишнее как бандаж, а также благодаря ажурным колготкам, все было на своих местах. Мне удалось изобразить удивление, а затем я спряталась за Мика, чтобы казалось, что для меня это было полной неожиданностью. Зрителям это понравилось.
Мик – большой шалун, как вы знаете. Для нас это всего лишь игра. В первый раз, когда я появилась с ним на сцене, он попытался пропихнуть микрофон у меня между ног. Он один из тех сорванцов, которые наверняка были и у вас в школе. Вот почему для меня The Rolling Stones всегда были мальчишками, ведь я знаю, какие они, эти мальчишки. Я сама воспитывала сыновей. Те, у кого есть сыновья, знают, как те любят пошалить. С Миком мне всегда приходилось быть начеку, потому что никогда не знаешь, что еще он выкинет в следующий раз. Но все же он мне как брат. И если бы какой-то случайный прохожий стянул с меня юбку, это было бы совсем другое дело. А так это сделал мальчик, которого я знаю… очень большой «мальчик».
Мик за словом в карман не полезет. Помню, как после того, как я ушла от Айка, я наведалась к Мику в гримерку после выступления. Увидев меня, он сострил: «Мне здесь не нужны свободные женщины». Могу сказать, что он был рад за меня и понимал, какие важные изменения произошли в моей жизни, но выражал это по-своему, изворотливо, с юмором.
Через год после концерта Live Aid я наткнулась на Мика на концерте Prince’s Trust на «Уэмбли Арена» в Лондоне. Разговор между нами всегда был как игра в пинг-понг, потому что Мик любит бороться и одерживать верх. Я сказала что-то типа: «О, Мик, твои волосы так хорошо выглядят». Без какого-либо промедления он ответил мне: «Да, и они мои». Так Мик подметил разницу между моим париком и его натуральными локонами. Про таких как Мик говорят: ему палец в рот не клади. И никто не может состязаться с ним в разговоре. Вот почему он дает самые лучшие интервью. Он знает, как развлечься с журналистами, как поставить заданный ему вопрос так, чтобы он вышел боком для спрашивающего. Поэтому он всегда на высоте.
И неважно, сколько раз он подтрунивал надо мной. Мик и другие «стоуны» всегда были рядом, когда я нуждалась в них. Я знаю, что мы друзья. Я знаю, что мы можем положиться друг на друга. Однако на протяжении всей жизни Мик и я все равно будем подтрунивать друг над другом, шалить. Это в нашем стиле.
